Многочисленные погребальные традиции кыргызов вступают во все более острое противоречие с современными реалиями.
К такому выводу пришел кыргызстанский журналист Султан Жумагулов в своей статье на azattyk.org.
На днях один приятель написал мне о недавно пережитом.
«Работаю я один, жена с детьми дома. Как-то раз тяжелобольная теща приехала из аила. Мы, как могли, скинулись деньгами с шуринами и стали возить ее по больницам, лечить. Но все напрасно: теща, проболев чуть более полугода, так и не поправилась, умерла.
К тому времени вышли все деньги. Плача и причитая, мы привезли тещу в аил. Все беды с этого и начались.
Одарили омывшую тело женщину платьем, купили серебряное кольцо, три метра ткани, ичиги с калошами, то же самое получили и помощницы омывальщицы. Зарезали корову тысяч на 50 сомов да две овцы, приготовили плов килограммов на 50 (как оно и должно быть, рис узгеньский по 105 сомов за килограмм, масло растительное на 1000 сомов). Не счесть, во сколько обходится такой дасторкон!
Купили 400 лепешек по 25 сомов за штуку, так и того не хватило, пришлось бежать покупать еще 100 лепешек. Специально для молдоке, который читал заупокойную молитву-джаназа, купили дорогой молитвенный коврик, надели на него халат за 1500 сомов. Набрали к тому еще и кипу рубашек тем да этим.
Да, кстати, купили отрез материи специально на лоскуты, разрезали и раздали, чтобы люди помнили хорошего человека, добрую женщину. Платки ритуального траурного цвета, что принесли с собой свахи и другие односельчане, раздали женщинам, тщательно проследив, чтобы не отдать тем же, кто и принес. Ближайшим родственницам умершей поднесли плотные синие платья и зеленые платки на траурные одеяния.
Словом, за эти два печальных дня только я один потратил тысяч 100 сомов (около 1400 долларов США), да и те взял в долг. Собранных вскладчину друзьями-приятелями денег хватило на покрытие только половины долга.
Не успели дух перевести, тут как тут уже и сорокадневные поминки. И все по кругу — опять зарезали скот, каждой пришедшей женщине вручали блюда со сладостями и боорсоками, да вдобавок ушло на них сотни две синих китайских пиалок, а к ним столько же полотенечек, руки вытирать. Женушка моя стала было возражать, мол, пора бы и меру знать, да братья и сестры быстро ее окоротили: «Ты чего это, что люди-то скажут?!».
Вот, теперь я вместо того, чтобы о семье заботиться, работаю изо всех сил и отдаю долги. Деваться некуда, пришлось взять 150 тысяч сомов в кредит. Скоро годовщина, это тоже отдельная забота и большие расходы».
Это вполне типичная картина, обыкновенная история для любого региона Кыргызстана. Разница может быть лишь в том, что где-то больше раздают тряпок, а где-то больше режут скота. Один мой знакомый, который работает в Казахстане, приехал на поминки по тестю и внес шуринам все, что заработал года за два. Его план покупки участка земли под дом, что называется, ушел под землю, а сам бедолага вернулся в Казахстан. Снова гол как сокол…
Все мы, исполняя долг человеческий, то и дело посещаем дома усопших, отдавая дань памяти, вознося молитвы. Но приходится в связи с этим говорить о вещах, которые попросту не укладываются в голове.
В одном аиле пожилая женщина лежит на горе ковров, которые понанесли в дом умершего человека, и зорко стережет добро, хотя у самой то и дело глаза слипаются от усталости. На каждом ковре – сделанная наскоро самодельная бирочка с именем владельца, чтобы назавтра не перепутать да не вручить ковер самому же владельцу. В другом доме, где только что умер хозяин, его сверстникам-ровесникам раздали куски синей материи на кушаки (бел боо). Говорят, цена на каждый такой «пояс» от 70 до 700 сомов. Прежде их ввозили из соседнего Узбекистана, а теперь дешево и оптом из Китая.
Наверное, я далеко не первый, кто говорит вслух, что в дом кыргыза вместе со смертью входит адская напасть. Не первый и, увы, не последний. Вот уж и в самом деле: пришла беда – отворяй ворота.
Снохи да дочери жарят горы боорсоков, непрестанно наливают чай, в который раз обновляя скатерти, без устали выметают сор за бесчисленными ходоками по поминкам, кое-кто из молодух нет-нет да и клюнет носом от усталости и недосыпания, едва передвигаясь на непослушных ногах. Мужчины заняты колкой дров, режут скот, готовят плов и варят мясо в огромных котлах, встречают-провожают дальних и ближних гостей, дядьев да сватов, размещают их на ночлег. И так без конца. Хватает лиха и несмышленым мальчишкам, они по два-три дня поневоле пропускают занятия в школе, а вместо учебы носят воду, наполняя бочки и кадки, кипятят воду в самоварах и титанах на чай и мытье посуды, сливают воду на руки вновь прибывшим и уже уходящим. Словом, не только старые, но и малые не разгибают спины от бесчисленных мелких дел и нескончаемой суеты…
В дом, где лежит покойник, непрерывным потоком идут люди знакомые и малознакомые, пьют чай, едят плов или бешбармак, вдобавок набивают цветастые полиэтиленовые пакеты еще оставшимися боорсоками, лепешками и конфетами, туда же укладываются мясистые мослы-устуканы и многое другое. На поминки в день годовщины сваты являются с жертвенными овцами, забивают, а потом сами же и съедают эту гору мяса, да еще и забирают с собой, чтобы потом поделиться с другими родственниками и соседями…
Отошел в мир иной кто-то из односельчан, и вот уже не только единокровные старшие и младшие братья, другие близкие, но и все мало-мальски состоящие с ним в родстве, друзья, товарищи и приятели дружно бросают работу, тянутся вереницей машин к дальним аилам на похороны и поминки. По возвращении в город опять же устраиваются поминки в ресторане или кафе человек на 200-500.
Сколько же на все это тратится впустую рабочего времени, горючего, средств?! И не превращается ли смерть одного кыргыза в мероприятие общенационального масштаба?
Одна из бишкекских фирм разместила такое объявление: «Приглашаем на работу, обращаться только людям европейской национальности». Я возмутился и тут же позвонил: мол, что это вы сеете раздор в народе? Ответ был столь же прямой, сколь и «дипломатичный»: «Скажу вам честно, у вас, кыргызов, до того много родственников! Вот вы и отпрашиваетесь без конца: то дядя умер, то к тете на похороны!» – и человек на другом конце провода бросил трубку. И что тут скажешь, когда сказанное им – сущая правда?!
А теперь давайте полюбопытствуем, как хоронят своих покойников наши соотечественники разной этнической принадлежности.
Вот что, к примеру, рассказал о ритуале погребения у братьев-узбеков один мой коллега-журналист.
«Когда у узбеков кто-то умирает, немедленно оповещают всех близких и назначается время заупокойной молитвы-джаназы. К месту ее совершения являются без плача и причитаний, а тихо и со смиренно склоненной головой. Никто не расстилает перед пришедшими скатерть-самобранку, не расставляет перед ними блюда с мясом и пловом. В доме усопшего три дня кряду не разводят огня, не готовят пищу. Скорбящим домочадцам умершего еду приносят родственники и соседи.
Если человек умер до полудня, тело не оставляют на другой день и хоронят немедленно. До четверга люди ежедневно приходят прочитать поминальную молитву по усопшему, но только спозаранку, а не после полудня. Потому что у скорбящих людей есть ведь и свои повседневные заботы. В первый четверг после похорон забивают овцу или закупают мясо по потребности, готовят плов. По следующим четвергам в дом к усопшему приходят помянуть его только близкие родственники. И никакого пиршества с излишествами.
Затем лишь два раза в год, в Орозо-айт и Курбан-айт, устраиваются поминки. Опять же без какого бы то ни было чревоугодия. При этом забивают жертвенную овцу или покупают мяса ровно столько, сколько необходимо, и готовят немного плова. В первую годовщину после похорон умершего режут овцу и устраивают поминки с участием только родственников.
В дом не принято вламываться оравой, соблюдающему траур не преподносят в дар ни ткань, ни ритуальную одежду, не раздают огроменными кусками мясо, не готовят плов огромными казанами, стараясь изо всех сил насытить всех людей.
Теперь давайте обратимся к дунганскому опыту. О погребальном ритуале и сопутствующих этому заботах мне рассказал ученый, мой давний университетский однокашник.
«У дунган обряд захоронения доведен до крайней степени аскетизма. Никаких излишеств и каких-либо денежных трат. Все собираются на молитву — джаназа, имам совершает проповедь и читает погребальную молитву. Все выстаивают, затем по окончании выносят тело и быстрым шагом несут покойника на кладбище. Здесь уже готова могила, усопшего погребают, затем читается соответствующая молитва. Объявляется день поминовения, на который обычно приходят только родственники. И все. Все расходятся.
Самые важные поминальные даты — это седьмой день, месяц, сорок дней и годовщина. Поминки также довольно скромны, обычно готовится плов, читается молитва, затем все расходятся.
В день похорон молодые люди из числа друзей детей усопшего идут рыть могилу. После захоронения все возвращаются к дому покойника, слушают поминальную молитву и расходятся. Все. Никакого застолья, никакой трапезы. На поминки также готовится еда, обычно это плов и салаты. Но без излишеств, в смысле, чтобы заворачивать всем участникам устуканы или еще что-то из продуктов. То же самое на седьмой день, месяц, сорок дней и годовщину. Если гости издалека, то обычно соседи зазывают их к себе в дом попить чаю и поесть. В доме покойника в этот день ничего не готовят.
Теперь мы знаем, кому и во что обходятся похороны покойника, кто и какие несет затраты. И насколько уместно после этого вопить о том, что в Кыргызстане только кыргызы самые бедные, а все другие богаче и сноровистее и умеют жить?!
Заветы предков, вековечные обычаи – все это пустые разговоры и отговорки. Традиции, нравы и обычаи – отнюдь не догма, они претерпевают изменения сообразно историческим, экономическим и другим условиям, а порой и вовсе отвергаются за ненадобностью. К примеру, у кочевых кыргызов еще до 6-7 веков был обычай после смерти соплеменника отделять его плоть от костей и «саблей поскоблив, кумысом омывая» (из эпоса «Манас») укладывали на погребальные носилки. Затем эти отделенные от плоти кости сжигали и сохраняли лишь этот прах. Об этом свидетельствуют древние китайские источники.
Кстати, коль скоро речь об усопших и памяти о них, не могу не вспомнить вот еще о чем. Один мой знакомый, прежде работавший на Ала-Арчинском мемориальном кладбище, на днях уволился. По его словам, на этом престижном кладбище для сильных мира сего очень многие люди в этот век власти денежной мошны тщатся не только похоронить своих близких, но и быть похороненными сами, о чем оставляют завещания. И в последнее время человеческие останки стали появляться буквально из-под земли так часто, а захоронения стали столь плотными, что сердце моего знакомого не выдержало, он ушел…
Кстати, какие только надгробные плиты и памятники и мавзолеи не увидишь на Ала-Арчинском кладбище! Сплошь архитектурные шедевры, один другого краше. Один мой зарубежный коллега, увидев наши аильные кладбища, а затем посетив Ала-Арчинское, спросил меня с изрядной долей иронии: «А что, это такая национальная особенность у кыргызов – строить не качественные жилища живым, а возводить мраморные мавзолеи умершим?» Честно говоря, мне хотелось просто провалиться сквозь землю…
Сейчас в Бишкеке и его окрестностях, в Оше ощущается острая нехватка земельных участков под захоронения. Поэтому земельные спекуляции под могилы превратились в бойкий бизнес. Полутора-двухметровый участок для захоронения впритык к столице взлетел в цене, стоит он ныне от 20 до 150 тысяч сомов! И поскольку в этом бизнесе крутятся «деятели» из сельских управ и так называемые «черные», то и судебные разбирательства по делам о кладбищенской коррупции стали вполне рутинным явлением.
Сегодня доставить покойника для захоронения на кладбище в предгорье близ Бишкека – адская мука. Когда бесконечно длинная вереница машин добирается на место, а люди из головы похоронного кортежа успевают бросить горсть земли в могилу усопшего, хвост траурной процессии только въезжает на территорию кладбища. Наверное, лет еще через десять кладбищенский дефицит вокруг Бишкека станет такой же острой проблемой, как нынешние автомобильные пробки внутри самой столицы. Видимо, придется нам тогда вынужденно вспомнить древний обычай наших предков сжигать останки и хранить прах усопших.
Во многих странах Азии, в силу нехватки земли и плотности населения, по религиозным воззрениям или сообразно санитарно-гигиеническим требованиям тело покойного предают огню или воде. В Европе тоже есть люди, которые выбирают для своих умерших родственников кремацию, а потом хранят урну с прахом; на кладбище же для предания тела покойного земле допускаются лишь немногие люди. Только в тех случаях, когда в мир иной уходят люди, имеющие заслуги перед нацией, устраивают государственные похороны, а принять участие в траурной церемонии могут все желающие. К тому же, поскольку останки умерших выделяют ядовитые вещества, есть смысл предотвратить вред живым и окружающей среде.
Мир вокруг нас стремительно меняется. Не стоит тешить себя иллюзией, будто вдруг сами собой прекратятся беспощадное соперничество и даже войны за землю, воду и другие бесценные ресурсы. И многие страны и народы, приспосабливаясь к новым условиям, пересматривают свои нравы и обычаи и решительно совершают поворот к рачительному, скромному образу жизни. И в таких условиях не оказаться бы кыргызам погребенными под хламом давно отживших свое, безнадежно устаревших, но по сей день столь обременяющих абсурдными затратами и хлопотами представлений, обрядов и ритуалов.