География онкологии в Казахстане: высокая заболеваемость в северном Казахстане, низкая — в южном.
Почему? Об этом разговор с доктором медицинских наук, онкологом Сурией Есентаевой. Она убеждена — эту болезнь сопровождает масса страхов, противоречивой информации. И потому нужно объяснять людям все нюансы, ведь медицина значительно продвинулась вперед.
— У нас идет значительный рост заболеваемости. Если в 2014 году было 34 000 новых случаев, то в 2015 году – 36 000 случаев. Это связано с улучшением диагностики, с осторожностью со стороны пациентов. Это хороший показатель. И смертность у нас идет вниз. Это тоже хороший показатель. Но смертность пока еще высокая. Около 17 000 пациентов умирает. Эта цифра 2015 года, но тенденция к снижению есть. При этом увеличивается сам пул больных. Проблема актуальна, потому что нет ни одной семьи, которую бы не задело.
— Какова статистика в разрезе самого заболевания? Что вы можете сказать по демографии, по географии в разрезе Казахстана? Рак поражает разные органы. Какие органы чаще всего страдают в Казахстане?
— На протяжении 30 лет до 2012 года превалировал рак легкого, потом рак желудка. В 2012 году на первое место вышел рак молочной железы. И это как раз за счет скринингового обследования, которое было внедрено и явилось одним из показателей эффективности скрининговой программы. На сегодняшний день первое место занимает рак кожи. Структура меняется. Основные локализации – кожа, молочная железа, легкие, желудок. Эти виды заболевания входят в десятку основных. Цифры разнятся по регионам. Высокие показатели в Северном, Центральном и Восточном Казахстане, низкие — в южных регионах.
— С чем это связано?
— С составом населения, рождаемостью. В южных регионах больше рождаемость. А рак — это все же болезнь старости. Болезнь, связанная с большой продолжительностью жизни.
— Там, где люди живут больше, там и случаев больше?
— Да. Где больше пожилых людей и меньше молодежи, ведь показатель смертности рассчитывается на 100 000 населения.
— А возраст? Говорят, рак «помолодел».
— Относительно. Случаи заболевания молодых были и раньше. Просто здесь срабатывает феномен — когда мы приближаемся к 50-ти годам, то кажемся себе молодыми. И когда знакомые начинают болеть, нам кажется, что раньше такого не было. Рак «помолодел», но на самом деле его возраст все-таки после 50-ти лет.
— Мы с вами сейчас оперируем сухими терминами – «заболеваемость», «смертность». За каждой цифрой стоит человеческая жизнь. Когда вы говорите, что смертность снижается, я понимаю, это луч надежды для уже заболевших. У нас нет понимания, что рак – это не смертельная болезнь. Это тяжелая болезнь, которую сложно вылечить и нужно вовремя успеть.
— Это один из главных моментов. Люди относятся к раку как к фатальному заболеванию. Мы не говорим, что можно вылечить любой вид опухоли. Но
на Западе изменилось отношение к нему. Это хроническое заболевание, которое приходится контролировать
Если у человека обнаруживается, например, сахарный диабет, это не будет для него шоком. По утрам все с удовольствием пьют таблетки от артериального давления. А то, что надо лечить онкологическое заболевание…
— И контролировать.
— Обязательно. Есть рецидивы, когда надо опять включаться и лечить. Но в понимании наших больных… это и менталитет, и недостаток информации, и страх.
— Потому что лечение мучительное.
— Пока мучительное. Но онкология – такая область медицины, где можно работать и лечить, получая удовольствие. Когда я только начинала работать, мой преподаватель спросила: «Как ты туда пошла?»
— Ежедневный стресс. Умирающие люди. Безнадега.
— Сейчас есть препараты нового поколения, работающие на уровне генетических механизмов. Они реально дают шанс, о котором мы даже не подозревали. В 1990-е стоял вопрос, надо ли рак легких лечить химиотерапией? Речь о 4 стадии. Может, лучше сразу переводить больных на симптоматику – поддерживающую стадию? Но сегодня, когда мы говорим о 4 стадии, созданы препараты, блокирующие развитие рака.
Больные с 4 стадией, которые раньше были просто обречены, сегодня могут жить еще 5-6 лет
Понятно, что для людей 5-6 лет…
— Но для болеющего это огромный срок.
— Это на грани фантастики. Сейчас такой момент, когда надо работать, оценить возможности этих препаратов. Хочу сказать, что уникальность нашего государства в том, что пациенты максимально обеспечены противоопухолевыми препаратами за счет госбюджета. По-моему, нигде в мире такого нет. Не все препараты бесплатны. Может, они и не войдут полным списком в бесплатный перечень. Но тем не менее они доступны. А препараты эти очень дорогие.
— Мы не будем говорить, как эти препараты распределяют. Как врачи-онкологи, замученные, уставшие, изобретают их дефицит. Эти случаи всегда были. Вопрос в доступности этих препаратов. Или за ними нужно бежать в Израиль, в Южную Корею, которая активно двигается в этом вопросе, в США?
— Возможно, люди уезжают из-за отсутствия информации. Могу сказать, что препараты доступны. Конечно, сейчас конец года, каких-то препаратов нет. Но в течение 9-10 месяцев препараты в абсолютном доступе для пациентов. Дорогостоящие в большей части таблетированные, требуют ежедневного приема, они включены в список амбулаторного лечения. Больные даже не должны лежать, они получают лекарства по рецептам на месяц-два.
— То есть химиотерапия без ужасных капель?
— Это называется таргетная терапия, таблетки принимаются дома, а больные более тщательно наблюдаются у своих районных врачей. Что касается лечения за рубежом, то надо понимать, что химиотерапия – не разовое введение препарата. Каждые 3 недели в течение полугода они должны получать лечение. И очень грустно, когда пациенты возвращаются с препаратами, которые им там вручили и сказали, что в Казахстане все неправильно. Они приезжают и понимают, что здесь эти препараты в бесплатном доступе.
— Вы говорите про недостаток информации. А где ее найти?
— В Казахстане 19 онкологических учреждений. Республиканский институт и диспансеры в регионах. У каждого диспансера есть свой сайт, у института тоже. На сайте минздрава есть все препараты, которые включены в бесплатный перечень. Поэтому доступ к информации свободный.
— Насколько профессиональны наши врачи-онкологи?
— Они профессионалы в операциях, в подборе терапии. Но, возможно, у нас не было института коммуникаций, понимания.
— То есть они не умеют разговаривать с пациентом?
— Есть такие онкологи, которые умеют. Пациенты к ним так привязываются, что потом дружат годами семьями. Но как в любой профессии, есть врачи, которые не умеют говорить с больными. Проблема психологической подготовки, реабилитации впервые была обговорена в 2012 году, когда была принята программа развития онкологической помощи в Казахстане. Там был поднят вопрос об открытии института психологов. Сейчас психологи работают в каждом онкологическом учреждении. Вопрос в том, что нет медицинских психологов. А психолог, работающий с онкологическими заболеваниями, это вообще узкий специалист, которому требуется специальная подготовка. Но здесь надо отдать должное институту онкологии. Их психологическая служба проводит обучение 2 раза в год. С 2013 ода создан институт социальных работников, но они тоже не совсем подготовлены к работе с онкобольными. Нельзя пересадить медсестру и сделать из нее соцработника. Иди посадить соцработника в поликлинику и сказать «работай».
— ВИЧ, рак – это передовая медицинских исследований. Какая ситуация сейчас в мире? Где прорывы совершены? Какие больные могут получить надежду?
— Рак молочной железы. Если раньше было достаточно, когда гистологи подтверждают, что есть рак. Тогда начинаешь лечить и лечишь всех одинаково. Сейчас этого недостаточно. У каждой женщины рак молочной железы имеет свои характеристики, свой тип. Для этого проводятся дополнительные моногистохимические исследования.
— У нас уже тоже проводятся?
— Да. Почти в каждом учреждении. Гистологи обучены. Обследование уже стало рутиной, и это реально радует, уже есть картинка.
— Эта опухоль реагирует именно на это лечение.
— Мы подбираем, говорим пациентам – вам даже химиотерапия не нужна, будете получать терапию гормонами и забудете дорогу к нам. А раньше мы всех лечили одинаково, и не всегда получалось. Прорыв сейчас не только в лекарственной терапии. Это и радиохирургия.
— У нас есть ядерное лечение?
— Центр будет открыт в институте онкологии. В Астане центр открыт на базе больницы президента. Будет большой ядерный центр в Актобе и Семипалатинске, ПЭТ-центр.
— Это что такое?
— Позитронно-эмиссионная томография. Это то, для чего многие едят за рубеж. Тебя проверяют от макушки до пяток. Есть аппарат, доступный для онкологических больных на бесплатной основе. Закуплен большой парк лучевых аппаратов, последнее поколение, более безопасных для человеческого организма. Это позволяет локализовать лучевую терапию, чтобы минимизировать осложнения и поражения органа.
— Очень важно при раке кожи. Я где-то читала.
— При раке кожи, при опухоли головного мозга. Эти аппараты уже есть, внедряются, персонал обучается. Сейчас как раз приехала комиссия, которая проверяет состояние этой службы. Надо сказать, за последние 5 лет в онкологии все очень продвинулось. Внедряются методы лапароскопии в хирургии, когда не надо делать огромные разрезы. Наши врачи работают.
— Где найти этих врачей?
— Надо просто прийти в институт онкологии, в диспансеры. Не надо бояться перешагнуть порог онкологического диспансера.
— Мы с вами разговариваем, вы все время улыбаетесь, от вас идет хорошее настроение. Наши больницы такие мрачные, туда зайти страшно. Может подумать, чтобы они были более человеческими. Визуальное восприятие играет большую роль.
— Согласна. Но это упирается в бюджет. Где-то в диспансерах идет достройка, где-то перестройка, какие-то переводят в новые здания. Скажу про онкологический диспансер в Таразе. Там здание было построено в 1930-е годы.
— Саманная постройка.
— Поднимаешь глаза — потолок у тебя на голове почти. Сейчас его перевели в другое здание, не новое, но более просторное. Здание неприспособленное, но изначально было предназначено для медицинского учреждения. В общем, движение есть. Мне очень важно, чтобы в голове самих врачей изменилось отношение к этому заболеванию. Многие относятся к нему, как к фатальному. Что вы хотите, это же рак! Тонкая грань, когда онколог и любой врач может списать на рак все что угодно. Пациент плохо себя чувствует — что вы хотите, это же онкология, что вы хотите — это же химиотерапия. Вот этот пласт я бы хотела поднять на форуме. Сегодня за качество жизни пациента нужно бороться. Мы должны думать, как человек должен жить, а не существовать. На мой взгляд, эти проблемы в Казахстане еще не решены.
— А их реально решить?
— Конечно. Во всем мире же решается.
Спасибо, Сурия, что подарили нам это настроение! Всем желаю следить за своим здоровьем и не болеть. И если что-то случится, не бойтесь доверять нашим докторам. Спасибо!