Михаил Комаристый, более известный в Казнете как Иван Правдоруб, уехал в Россию, о плюсах и минусах которой говорит со всей прямотой.
— Расскажите о себе: где вы родились, в каком городе жили и чем занимались до переезда?
— Всю свою несознательную и сознательную жизнь казахстанского периода я провёл в Павлодаре. Наверное, именно павлодарский городской антураж привил мне любовь к прекрасному и рациональному: прямые улицы, строгие дома, зелёные уютные дворы.
В середине 90-х прямо с выпускного вечера я бросился в омут информационных технологий. Правда, в те годы это называлось не IT, а «оператор телевизора с непонятными кнопками». Полностью познав дзен, Windows и Тетрис, я имел неосторожность раскритиковать своего непосредственного начальника за работу в программе издательской вёрстки, после чего был в буквальном смысле послан в редакцию новой городской газеты. Так я стал дизайнером-верстальщиком печатных изданий, чем в основном и занимался в течение последующих пятнадцати лет, прерываясь на редакторство, журналистику и блогерство.
— Когда вы переехали в Россию? Как решили уехать?
— В начале «десятых» я вдруг понял, что в перспективе у меня никаких коренных изменений не произойдёт. Разве что увеличатся печень и количество седых волос на голове. Кроме того, платёжеспособных изданий стало меньше, дизайнеров больше, а сетевое писательство приносило больше огорчений, чем денег. И это несмотря на то, что я уже стал широко известной личностью в узком кругу Казнета.
— Тяжело ли менять привычный образ жизни? Как прошла адаптация к новой стране?
— Надо сказать, что в России я уже бывал: жил в Новосибирске, часто ездил в Омск, бывал в Москве и Санкт-Петербурге. Поэтому приблизительно знал, к чему нужно быть готовым.
Трудно было бездельничать, пока я занимался легализацией себя в городе Орёл. После активной казахстанской жизни я чувствовал себя словно в болоте: нет ни знакомых, ни друзей, вокруг всё чужое. Спасал интернет, с помощью которого можно было хоть как-то общаться с приятелями. С моим интровертным складом жизни понадобился почти год, чтобы завести несколько хороших друзей на новом месте.
— С какими трудностями пришлось столкнуться, что было легко?
— Самое первое впечатление — самое яркое. А самыми первыми были государственные органы. К сожалению, бюрократия в бывшем СССР почти везде одинакова.
Миграционная служба кормила меня «завтраками», списками необходимых документов и их переводов на русский язык. До смешного — мне пришлось съездить в Москву за академической справкой, чтобы подтвердить знание русского языка.
Как мне кажется, чиновники больше всего ненавидели меня за бланки, заполненные на компьютере. Наверное, по их мнению, я должен был страдать как все, заполняя пятый раз одну и ту же анкету, пытаясь втиснуть свою фамилию в установленный бланком промежуток. Я завидовал людям с короткой фамилией, пока не нашёл закон, позволяющий подавать документы в напечатанном виде.
Ожидая решения по гражданству, я параллельно занялся поиском работы. В успехе я не сомневался — таким умным, молодым и красивым везде дорога. В первой же редакции я начал догадываться, что в Орле достаточно и своих верстальщиков. В конце концов я нашёл работу в баре — моим соседом случайно оказался совладелец полиграфической фирмы. Слово за слово — и я уже рисую визитки и календари.
Постепенно, проявляя свои многочисленные таланты, я рос в профессиональном и материальном плане, став многофункциональным менеджером и просто хорошим сотрудником. Поэтому, когда пришло время двигаться дальше на север, коллектив был очень огорчён.
На севере, в Санкт-Петербурге, первое время тоже было тяжело, но уже привычнее. Найти работу было проще, несмотря на то что северная столица кишмя кишит всяким творческим людом. Немного погодя я понял, что работать в таком графике за такие зарплаты противоречит смыслу мироздания.
Санкт-Петербург — огромный город и расстояния довольно большие, несмотря на метро. Да и до метро нужно как-то добираться. Итого, трясясь в переполненном вагоне по пути на работу, я высчитал, что трачу почти три часа в сутки ни на что. С финансовой стороны тоже всё обстояло печально: минимум 60 рублей на проезд и 200 рублей за обед в столовой. Итого пять тысяч мимо кассы.
После таких размышлений я решил переквалифицироваться в надомники или, как это сейчас модно говорить, фрилансеры. Рынок удалённых дизайнеров «любая-хрень-за-сто-рублей» был уже переполнен. Пришлось несколько месяцев проплакать на сайтах по PHP и JavaScript, вспомнить азы программирования. На данный момент моё рабочее место находится в полуметре от кровати, и я доволен.
— Как к вам относятся местные?
В Орле с этим было совсем просто — в области есть село Павлодар. Деревенским парнем считали, наверное. Если серьёзно — никаких проблем я не заметил. Относились совершенно спокойно: Казахстан так Казахстан. До отъезда слышал много «страшилок» про зависть к активным приезжим. Наверное, это больше относится к сельским глубинкам.
Завёл знакомство с приезжими из Киргизии, которые переселились ещё в 90-х. С их слов, тоже никакой неприязни не было: молча смотрели на быстро выросшие коттеджи, смену автомобилей. Никто никого не поджигал, не бил.
Я думаю, если не выпячивать свою индивидуальность, исходя из места рождения или национальности, всё будет хорошо. Нет какой-то элитной национальности, как нет и плохой.
— Назовите пять самых больших различий между Казахстаном и Россией?
— Вы будете смеяться, но самое большое различие — это язык. В Казахстане эталоном языка считались телевизионные дикторы, поэтому моё произношение, можно сказать, академическое. В России же каждый регион обладает если не собственным произношением, то собственным сленгом. В Москве «акают», в Новгороде «окают», в Петербурге — парадные, поребрики, куры с гречами. В Орле распространено фрикативное «г», как на Украине. Кое-кто сразу подозревал во мне иностранца, мол, говорю я с «акцентом».
Второе — это отношение к спиртному. Здесь это болезнь и нередко уважительная причина для невыхода на работу. Где был? Бухал! А, ну ладно. Каждую пятницу в г…но — это приемлемо.
Третье — мобильный роуминг при выезде в другой регион. Первое время я бесился от того, что надо переставлять сим-карты с орловской на, допустим, московскую. Хорошо хоть оператор предупреждает!
Четвёртое — разнообразие продуктов, как продовольственных, так и хозяйственных. В тривиальной «Пятёрочке» можно купить сотни наименований всякого разного. Много российской продукции. Вот только замёрзших в кол окорочков тут нет, мясо продают только охлаждённое.
Пятое — это, конечно, развитая интернет-торговля и, соответственно, массовое хождение платёжных банковских карт. Любой, извините за выражение, кабак принимает их к оплате. Пенсионеры бодро пихают карту в терминал, молодёжь предпочитает бесконтактные. Так вот об интернет-торговле. Можно купить практически всё и откуда угодно: компьютеры и бытовую технику, цветы, пиццу, автомобиль. Всё привезут на дом или в ближайший пункт выдачи. Все коммунальные услуги — картой.
— Собираетесь ли вы возвращаться в Казахстан?
— Знаю, что после этого слова меня начнут линчевать в комментариях земляки, но нет. Честно говоря, когда в очередной раз меня начинает мучить ностальгия по хорошему дешёвому пиву, коньяку и товарищам, я вспоминаю, что поездка в Таллин на такое же время обойдётся мне втрое дешевле. На стоимость перелёта в Казахстан можно съездить в любую страну Европы.
Да и, буду откровенным, за моё пятилетнее отсутствие сами собой растворились во вселенском эфире товарищи, с которыми, казалось, не разлей вода. У всех свои планы, дела и интересы, где я уже лишний. Мне в этом плане даже комфортнее приехать в гости в Алматы, где есть особо близкие мне интернет-френды.
Скорее всего, если меня одолеет охота к перемене мест, я направлю свой взгляд на запад. Моя работоспособность и занудство придётся по душе как загнивающей Европе, так и проклятым Соединённым Штатам. Загадывать не буду.