Кризис в Южно-Китайском море

12 июля 2016 года международный трибунал, созданный при посредничестве Постоянной палаты третейского суда (ППТС) в Гааге, вынес решение по делу о спорных островах Спратли, согласно которому Китай не имеет на них никаких «исторических прав». Таким образом, члены трибунала поддержали позицию Филиппин, инициировавших это разбирательство. Власти Китая решение суда не признали, ссылаясь на его незаконность и необязательность его исполнения.

В отношениях как КНР и Филиппин, так и других держав региона, а также в китайско-американских отношениях возникло сильнейшее за последний год напряжение. И так в непростой ситуации в Южно-Китайском море появились новые осложняющие факторы, так как теперь одна из сторон обладает юридическими основаниями для давления на другую. Однако несмотря на текущее ухудшение ситуации, не стоит считать, что вердикт международного трибунала в Гааге может существенно изменить стратегическую ситуацию в регионе.

Стоит отметить, что и до решения ППТС ситуация в Южно-Китайском море была сложной. Юридический статус этих островов всегда был предметом бурных дискуссий. Предметом споров являлся даже вопрос считать эту территорию островами: согласно международному праву, островами можно считать лишь те участки суши, на которых возможно поддержание жизни человека в течение долгого времени. Лишь несколько из островов Южно-Китайского моря удовлетворяют этому требованию. Остальные же могут квалифицироваться либо как скалы, либо как отмели, что серьезно влияет на их юридический статус.

Китай, фактически контролирующий большинство из этих участков, заинтересован в признании всех этих территорий островами,

а главное, считает их своей исторической территорией, неотъемлемой частью Китая.

Согласно китайским историческим справкам, архипелаги Сиша (西沙羣島 Парасельские острова), Наньша (南沙群島Спратли) и другие острова Южно-Китайского моря были открыты еще 2 тысячи лет назад китайскими мореплавателями. Также они появляются как китайские территории на картах эпохи Сун (XI век) и последующих династий (Юань, Мин и Цин).

Однако сильные аргументы есть и у других государств региона. Так, Вьетнам заявляет, что он располагает документальными свидетельствами о контроле над частью островов с XVII века, а

филиппинские власти ссылаются на Сарагосский договор 1529 года о разделе сфер влияния

между Португалией и Испанией, чьей колонией являлись Филиппины. Затем, после обретения контроля над Филиппинами, правами на их часть островов обладали США, в то время как свои претензии на другую часть островов предъявила Франция, чьей колонией в то время был Вьетнам. Однако в процессе деколонизации и Вьетнам, и Филиппины стали независимыми, унаследовав все правовые претензии своих метрополий.

Свои права на острова в разное время предъявляли также Малайзия и Япония. Последняя основывала свои претензии на наличии на островах свидетельств существования японской шахты. Территориальные претензии как великих держав, так и стран региона, а также правовые коллизии создали в регионе сложную и неопределенную в правовом отношении обстановку. Юридическое право владения островами оспаривается сразу всеми странами региона, это спровоцировало начало гонки за обладание фактическим контролем над ними.

Поводом к текущему разбирательству стал инцидент, произошедший в 2013 году: тогда китайские патрульные корабли пресекли попытку своих филиппинских коллег арестовать китайских рыбаков, промышлявших в спорных водах. Китайские военные действовали согласно провозглашенному принципу «линии девяти пунктиров», объявлявшей почти всю акваторию (более 90%) Южно-Китайского моря своими территориальными водами, прилежащей к ним зоной и исключительной экономической зоной. ВМФ Филиппин действовали, исходя из своих представлений о том, где проходит морская граница между двумя государствами. Манила также претендуют на часть этих территорий, в частности на острова Спратли, около которых и произошел инцидент.

Согласно Конвенции ООН по морскому праву, прибрежные государства во всех трех зонах (территориальных водах, прилежащей зоне и исключительной экономической зоне) могут осуществлять суверенитет различной степени в экономической деятельности и правовом регулировании.

И Филиппины, и Китай заявили о нарушении своих морских границ

Таким образом, военные обоих государств, руководствуясь одной и той же конвенцией, но разными ее трактовками относительно прохождения линий своих морских границ, создали в общем-то типичную для этого региона кризисную ситуацию. В течение последних ста лет между государствами региона регулярно происходят подобные инциденты. Однако в этот раз особую роль сыграли внутриполитические процессы на Филиппинах: бывший президент Бенигно Акино вооружился антикитайской риторикой в процессе улучшения своих политических позиций внутри страны. В своих намерениях он был поддержан главным военным союзником островного государства – Соединенными Штатами. Таким образом, создание международного трибунала соответствовало как внутриполитическим, так и внешнеполитическим целям правительства Акино.

С самого начала разбирательства Пекин заявил об отказе участия в процессе. В целом это решение было продуманным и продиктованным стратегическими соображениями: участие в процессе, решение которого пусть даже и не имело юридической силы, заставило бы Пекин принимать во внимание решение трибунала. Положительный же для Китая вердикт был маловероятен: КНР, как и все страны региона, имеет слабые аргументы в споре по контролю над островами. Кроме того,

Пекин не имеет столь сильных позиций в международных организациях, как главный союзник Филиппин – США

Вашингтон обеспечил своему тихоокеанскому союзнику всю необходимую информационную и административную помощь, обеспечив тем самым сильные позиции Манилы. К тому же вопрос, который рассматривал трибунал, звучал как «имеет ли Китай основания на претензии в Южно-Китайском море?». То есть он не касался претензий других государств. Таким хитрым юридическим ходом Филиппины лишили себя необходимости доказывать свои права на острова и вступать в спор о том, чьи территориальные претензии имеют большие основания.

В связи с этим можно сделать вывод, что вердикт трибунала не стал неожиданностью для Пекина. Именно поэтому, отказавшись от участия в процессе, власти КНР сосредоточились на внутренней пропаганде и информационной кампании за рубежом, в ходе которой утверждали, что проходящий трибунал несправедлив и не имеет юридических оснований. Одновременно с информационной кампанией

Китай проводил и соответствующие военные акции, призванные показать, кто в реальности контролирует обстановку в Южно-Китайском море

В течение последних лет китайские вооруженные силы регулярно организовывали военные учения. Самыми масштабными стали, как было заявлено официальным представителем КНР, «плановые и никак не связанные с решением в Гааге» учения китайской армии, ВВС и ВМФ сразу после публикации решения трибунала ППТС.

Однако эти военные акции, а также строительство военной инфраструктуры, имеют гораздо большее значение, чем просто ответ на попытки других держав взять верх в юридическом споре о принадлежности островов. Как уже было сказано, решение суда не было неожиданностью для китайских властей. Вообще, китайское руководство хотя конечно и следило за процессом в Гааге, но следовало своей стратегической линии, независимой от юридических процессов. Для КНР одной из основных стратегических целей является обеспечения контроля над окружающим морским пространством и выход через него в регион Восточной и Юго-Восточной Азии, а затем и в другие регионы мира. Именно в этом и состоит

стратегическая ценность островов Южно-Китайского моря: контроль над ними позволяет размещать там военную инфраструктуру,

необходимую для проецирования силы в районе Малаккского пролива, являющегося наиважнейшем транспортным узлом в современной мировой экономике. Вопреки распространенному мнению, спорные острова не имеют больших запасов энергетических ресурсов: большинство запасов энергоносителей находятся в пределах континентальных шельфов и уже в течении многих десятилетий контролируются прибрежными странами. Нефтяных и газовых месторождений в районе островов не хватит даже, чтобы окупить многомиллиардные инвестиции в военную и транспортную инфраструктуру, возводимую на островах.

Таким образом, главной стратегической ценностью этих территорий является именно их местоположение в самом сердце мировых торговых маршрутов:

через регион проходит более 25% мирового грузооборота и более 60% импорта энергоносителей Китая

Именно последняя цифра – импорт энергоносителей, и является ключевой в понимании стратегического интереса КНР в контроле над островами. Одним из основных моментов стратегического развития Китая является вопрос контроля над путями транспортировки энергоресурсов для второй экономики мира. С этой целью и был разработан проект «Один пояс – один путь», призванный диверсифицировать маршруты поставок ресурсов. По этой же причине правительство Китая выступает с активных позиций во всех территориальных спорах в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях.

Практически на всем протяжении китайское побережье окружают острова, стоящие между побережьем КНР и мировым океаном. Согласно Конвенции ООН по морскому праву, контроль над островами позволяет контролировать прилегающие к ним морские территории. В зависимости от того, кто будет ими владеть, эти острова станут либо опорными пунктами для проецирования стратегической силы Китая по всему миру, либо стратегической крепостью, новой «Китайской стеной», построенной уже против самого Китая.

Таким образом,

создается парадоксальная ситуация: политика КНР по своей сути является сугубо оборонительной, направленной на предотвращение изоляции, что однако заставляет Китай вести активную экспансионистскую политику

В свою очередь успех в закреплении на островах приведет к непомерному усилению Поднебесной, что является недопустимым не только для соседей азиатского гиганта, но и для мирового гегемона – США. Это приводит к ответной реакции, выраженной в усилении военного присутствия США в регионе и упрочении старых и заключении новых союзов между Вашингтоном и азиатскими государствами.

Важным аспектом в проблеме Южно-Китайского моря является также внутриполитическая жизнь КНР. Часть экспертов склонны видеть в столь эмоциональной реакции руководства Китая на решение суда в Гааге потворство национализму в угоду внутриполитическим целям. И в какой-то степени это действительно так. Гаагское решение как нельзя лучше вписывается в картину, описываемую официальной пропагандой, – ущемление национальных интересов, сговор региональных игроков с великими державами ради ослабления Китая.

Одним из главных элементов китайского патриотизма является концепция возрождения после национальных унижений, причиненных Западом в XIX веке, и текущее обострение является хорошей почвой для сплочения населения и усиления пропаганды патриотизма. Однако не стоит преувеличивать значения внутриполитической повестки дня в решениях китайских властей: в случаях, когда это необходимо,

Пекин готов проявлять гибкость в территориальных спорах с соседями

Доказательством тому служат российско-китайский Договор о дружбе, заключенный 15 лет назад, а также работа по делимитации границ, проделанная в рамках ШОС.

О решениях, принятых в рамках этих соглашений, в китайском обществе до сих пор нет единого взгляда и порой высказываются довольно резкие суждения, однако китайские власти уверено держат общественное мнение в подчинении выбранному ими стратегическому курсу. В данном случае ради создания надежной транспортной инфраструктуры на континенте Китай пошел на несвойственный ему в других областях компромисс. Преследуя точно такие же цели создания безопасных транспортных коридоров в мировом океане, руководство КНР активизирует военное строительство на островах и ведет в целом конфронтационную политику.

Таким образом, текущее решение трибунала ППТС в Гааге не только не рассматривается Пекином как законное, оно также не видится им как большое препятствие для реализации своих стратегических планов. Тем не менее, негативные последствия для китайской внешней политики все же будут. Хотя Китай и отвергает юрисдикцию Гаагского трибунала в этом вопросе, это не означает, что Филиппины и другие государства региона не будут использовать это решение в случае дальнейших разбирательств. Тут стоит отметить, что трибунал отвечал на вопрос о китайских территориальных претензиях, вопрос о притязаниях Филиппин и других стран не ставился.

Если такой вопрос будет вынесен на обсуждение, решение ППТС в Гааге по китайским претензиям может лечь в основу подобных решений уже в отношении территориальных притязаний этих стран. А это в свою очередь повышает шансы на признание большей части акватории Южно-Китайского моря международными водами, что является стратегической целью США в этом вопросе.

Соединенные Штаты заинтересованы в признании полной свободы судоходства, так как хотят осуществлять беспрепятственное прохождение своих военных судов в этом стратегически важном регионе мира,

а также остановить стратегическое усиление Китая.

Важность Южно-Китайского моря как транспортного узла мирового значения порождает заинтересованность США как мирового гегемона в контроле над этим морем, а попытки Китая занять жизненно важные для дальнейшего его развития стратегические точки приводит к столкновению двух мировых держав, что выводит региональный кризис в разряд крупнейших политических проблем современного мира. Поэтому любые хотя бы даже самые незначительные изменения ситуации в этом геополитическом узле приводят к значительной реакции во всем мире, а усиление напряженности чревато самыми значительными глобальными потрясениями.

В этом однако и кроется секрет стабильности региона: ситуация в Южно-Китайском море намного устойчивей, чем кажется на первый взгляд. Причина и стабильности, и кризиса одна: стратегическая важность региона для мировой экономики. Ни одна из держав не может решиться на существенное ухудшение ситуации, так как любые изменения, например, нарушение поставок энергоносителей или транспортировки грузов, приведут к резким колебаниям в мировой экономике. Это приводит к высокой способности к договоренностям у всех сторон кризиса вокруг Южно-Китайского моря.

Несмотря на жесткую реакцию на решение Гаагского трибунала, китайские официальные лица в своих высказываниях особо подчеркивают, что решение обратиться в Постоянную палату третейского суда в Гааге было принято предыдущим президентом Филиппин. Новый президент Родриго Дутерте не использует антикитайскую риторику в политических целях, а заявляет о надеждах на китайские инвестиции в страну.

Постепенно нормализуются и китайско-американские отношения: 25 июля в Пекин прибыла советник президента США по национальной безопасности Сьюзен Райс, с которой встретился председатель КНР Си Цзиньпин. Хотя по итогам встречи было заявлено, что обсуждались «вопросы экономики, инвестиций и борьбы с изменением климата», есть все основания утверждать, что одной из основных тем было обострение, вызванное решением гаагского трибунала. Визит американского эмиссара свидетельствует о готовности двух держав договариваться, что можно будет наблюдать также во время встреч китайского и американского лидеров на предстоящем осенью саммите в китайском Ханчжоу.

Можно говорить о том, что текущее обострение, вызванное решением трибунала в Гааге, постепенно исчерпывает себя. Однако ключевые вопросы, породившие и усложняющие кризис в Южно-Китайском море, не исчезли, и конфронтация в регионе имеет стратегический и фундаментальный характер. Гаагское решение дает новые аргументы соперникам Китая в их борьбе за стратегические позиции в регионе. Вопрос Южно-Китайского моря станет одной из важнейших геополитических проблем мира в XXI веке.

Источник ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЭКОНОМИКИ И ПОЛИТИКИ