Центральноазиатское бюро аналитической журналистики (CABAR), являющееся проектом Института по освещению войны и мира (Великобритания) опубликовало программную статью ведущего китаеведа Казахстана Константина Сыроежкина «Геополитические проекты в Центральной Азии и роль Казахстана». Предлагаем вашему вниманию 2-ю часть материала.
Хотя в последнее время много говорится о необходимости расширения сотрудничества в реальном секторе экономики и даже о строительстве совместно с Китаем промышленных предприятий на территории государств Центральной Азии, необходимо признать, что Китай никогда не рассматривал их как потенциальную часть своей экономики.
Центральная Азия оставалась для Китая лишь рынком сбыта китайских товаров, источником природных ресурсов, а также транзитной территорией
Китайские инвестиции в Центральной Азии (частично, за исключением Узбекистана) направлялись преимущественно в инфраструктуру и не подразумевали развитие реального сектора.
Изменит ли этот подход проект ЭПШП, сказать сложно. И дело не только в готовности государств региона развивать инфраструктуру реального сектора экономики совместно с Китаем. Или же в дилемме для Китая – вкладываться в реиндустриализацию региона и тем самым получить конкурента китайскому экспорту промышленных товаров. Главная проблема заключается в том, что
вслед за китайскими инвестициями всегда приходят китайские рабочие руки, что вовсе не играет на пользу региону с избыточной собственной рабочей силой, каковым является Центральная Азия.
Что касается сложностей, связанных с практической реализацией ЭПШП, как и в ситуации с ЕАЭС, их также немало.
Главная проблема для Китая ‑ налаживание отношений с центрально-азиатскими странами, Россией и США. Центральная Азия – очень непростой регион, здесь переплетаются интересы и сталкиваются противоречия не только России, США, Европы, Китая, Индии, Ирана и Турции, но и отношения между самими государствами региона оставляют желать лучшего.
А потому для Китая, как инициатора нового интеграционного проекта, необходимо приложить умелые усилия модератора этих отношений и противоречий. Удастся ли ему это сделать, большой вопрос. Во всяком случае, ни США, ни России это пока не удается, о чем свидетельствует практически полный провал идеи «Новый Шелковый путь» и очень сложное продвижение ЕАЭС.
Второй вызов – культурные и ментальные различия между Китаем и центральноазиатскими странами. В плане консолидирующей страны региона идеи Китаю пока предложить нечего. Конечно, исключая его возможности по кредитованию экономик государств региона.
Третий вызов – необходимость позиционирования новых концепций в контексте справедливости и взаимной выгоды, они не должны содержать даже намека на возможную перспективу «китайской экспансии». Пока обсуждение всех последних китайских геополитических концепций выстраивается исключительно вокруг интересов Китая.
На закономерный вопрос, в чем же будет состоять выгода и интерес государств Центральноазиатского региона, китайские эксперты ответа не дают
Как не дают они ответа и на вопрос, каковой видится ими роль России в практической реализации этих концепций.
Четвертая проблема – перспектива создания Китаем зоны свободной торговли на пространстве Центральной Азии. Если в других вопросах Россия может пойти на некоторые уступки, то данный вопрос для нее принципиальный. ЕАЭС создавался не для того, чтобы ЭПШП разрушил базовую его идею – воссоздание промышленного потенциала входящих в него стран, что без ограничения китайского импорта сделать практически невозможно.
Пятая проблема ‑ отсутствие конкретного наполнения ЭПШП. Для государств Центральной Азии и России — это один из основных вызовов от проекта. Пока остается не очень понятным, что же этот проект предполагает, кроме создания транспортно-логистической, торговой и финансовой инфраструктуры.
Для того, чтобы снять эти опасения, Пекин должен будет предложить конкретные прорывные проекты, как это было в случае с сетью газопроводов «Средняя Азия – Китай», что сделать будет очень сложно, учитывая приоритетную ставку Китая на сотрудничество в сырьевом секторе, предоставление льготных кредитов и поставки различного ширпотреба.
В-шестых, есть риск все с тем же национальным эгоизмом, а также стремлением некоторых лидеров государств Центральной Азии в целях получения геополитических, экономических и персональных выгод «сосать несколько маток одновременно». Если Китай начнет форсировано продвигать идею ЭПШП, то у стран Центральной Азии всегда будет возможность нивелировать активность Пекина за счет сближения с Москвой или Вашингтоном, которые с удовольствием воспользуются ошибкой китайской дипломатии.
Но главная проблема – стратегия ЭПШП выступает в качестве конкурента ЕАЭС, а потому основной вопрос — как реализовать эту стратегию, не вступая в противоречия с Россией и не разрушая российско-китайских отношений.
Это означает, что Китаю нужно будет договариваться о разделе сфер влияния и интересов. И договариваться со всеми заинтересованными игроками, но прежде всего – с Россией, которая по-прежнему рассматривает Центральную Азию как «зону привилегированных интересов».
Основная проблема ‑ как создать условия для того, чтобы два проекта – ЭПШП и ЕАЭС выступали не в качестве конкурирующих, а дополняли друг друга. Первый шаг в этом направлении был сделан во время визита Си Цзиньпина в мае 2015 года в Казахстан, Россию и Белоруссию, когда были подписаны документы о сопряжении этих проектов.
И хотя реальные сферы взаимодействия между ЕАЭС и ЭПШП действительно имеют место, а сам проект ЭПШП обладает серьезными конкурентными преимуществами, что, собственно говоря, и формирует основу для «сопряжения» проектов, дальше подписанных документов дело, похоже, не пошло. И это во многом объясняет позицию Казахстана, который, оставаясь активным членом ЕАЭС, в настоящее время свой взор обратил в сторону Китая.
Сопряжение национальной программы «Нурлы-жол» идет не в треугольнике с ЕАЭС и ЭПШП, а с каждой из концепций в отдельности. Причем, судя по последним документам, подписанным с китайской стороной, руководством Казахстана вопрос о сопряжении всех трех концепций даже не ставится. Во всяком случае, ни в «Декларации о всестороннем партнерстве между Китаем и Казахстаном на новом этапе», подписанной в сентябре 2015 года, ни в «Совместном межправительственном коммюнике между Казахстаном и Китаем», подписанном в декабре 2015 года, о сопряжении ЭПШП и ЕАЭС нет ни слова. Главный акцент сделан на сопряжении ЭПШП и «Нурлы-жол».
Причина вполне объяснима – во-первых,
ЭПШП и программа «Нурлы жол» почти идеально совпадают. Во всяком случае, в тех аспектах, которые касаются транзита через территорию Казахстана грузов из Китая, развития транспортной и логистической инфраструктуры
Во-вторых, Китай предоставляет щедрые кредиты и готов финансировать не только проекты в рамках ЭПШП, но и проекты, которые намечено реализовать в рамках программы «Нурлы-жол».
На сегодняшний день сформирована «дорожная карта» расширения сотрудничества между Казахстаном и Китаем практически во всех сферах экономики, а также принято решение об ускорении процесса создания совместной рабочей группы по сопряжению ЭПШП и «Нурлы-жол».
Выражена готовность активизировать сотрудничество в сфере инфраструктурного строительства, производственных мощностей, торговли, экономики, финансов, людских обменов; прилагать усилия к обеспечению сбалансированного развития торговли между двумя странами; разрешению вопросов в области иммиграционного и карантинного контроля, транспорта, экспорта и импорта сельскохозяйственной продукции и полезных ископаемых; форсировать сотрудничество между регионами.
Конкретно речь идет о трех направлениях.
На первом этапе планируется развитие транзитного транспортного коридора, создание логистических центров на территории Казахстана и упрощение процедур (таможенных, налоговых, финансовых и т. д.) в целях расширения объемов взаимной торговли. Цель ‑ забрать на Казахстан часть потока товарооборота между Китаем и Европой.
Второе направление ‑ сотрудничество с Китаем в рамках реализации программы сопряжения ЭПШП и «Казахстан – 2050». Речь идет о реализации на территории Казахстана совместных индустриальных проектов, в том числе в контексте реализации китайской идеи о выносе на территорию Казахстана избыточных производственных мощностей. В первую группу входят 45 проектов, по 25 из которых уже подписаны соглашения на общую сумму в 23 млрд. долларов.
Третье направление ‑ сотрудничество в области наукоемких отраслей и секторов высоких технологий. Здесь с Китаем обсуждается вопрос о выборе одного-двух направлений, по которым Казахстан и Китай будут проводить кооперацию как на уровне научных институтов, вузов, так и в области создания совместных производств.
Все это свидетельствует о том, что
направления сопряжения ЭПШП и «Нурлы-жол» не только найдены, но обрели реальные очертания в виде конкретных проектов, но главное – они уже обеспечены финансово
Причем настоящий прорыв произошел в 2014-2015 годах, когда объемы гарантированных китайских инвестиций в экономику Казахстана выросли в три раза. Плохо это или хорошо, вопрос сложный, но это факт.
Справка. На конец 2012 года совокупный объем инвестиций из КНР в экономику Казахстана составлял 20,0 млрд. долл. (4,6 млрд. долл. – ИПИ), на начало 2014 года ‑ 22,6 млрд. долл. (5,68 млрд. долл. – ИПИ). По итогам визита Н. Назарбаева в Китай в мае 2014 года, оговоренная сумма китайских инвестиций в экономику Казахстана составила 10 млрд. долларов. Во время визита премьера Госсовета Ли Кэцяна в Казахстан в декабре 2014 года были подписаны контракты на сумму 14 млрд. долларов. Во время визита Н. Назарбаева в Китай в сентябре 2015 года сумма подписанных контрактов составила 24 млрд. долларов. Во время визита К. Масимова в декабре 2015 года сумма подписанных контрактов составила 10 млрд. долларов. Другими словами, только за два последних года Казахстан подписал с Китаем контрактов на 48 млрд. долларов, а общий объем китайских инвестиций в экономику Казахстана превысил 70,6 млрд. долларов.
Как фактом является и то, что именно с помощью Китая Казахстан начал реализовывать программу реиндустриализации. Подписанное в августе 2015 года «Межправительственное рамочное соглашение о сотрудничестве в области производственных мощностей и инвестиций» уже реализуется на практике.
О ЕАЭС, к сожалению, ни в плане инвестиций, ни в плане конкретных масштабных проектов пока ничего сказать нельзя, а потому планируемая в его рамках программа реиндустриализации пока остается лишь в проекте. А это означает лишь одно – конкуренция между ЕАЭС и ЭПШП становится реальностью, а разговоры о «необходимости сопряжения проектов» пока остаются лишь разговорами. Во всяком случае, на пространстве Казахстана.
Не менее значимо и то, что, в отличие от ЕАЭС и политики России, ЭПШП и политика Китая в Центральной Азии начинают позитивно оцениваться Западом. Более того,
по мнению заместителя Госсекретаря США Э. Блинкена, политика Китая в Центральной Азии «полностью стыкуется» (fully complementary) с американской политикой в регионе
В аналогичной тональности звучат рекомендации американских экспертов политическому руководству и экспертному сообществу государств Центральной Азии не отказываться от китайского проекта ЭПШП ради «краткосрочных выгод присоединения к прокремлевскому блоку».
Естественно, что этот подход Запада не может не учитываться руководством стран региона, а с учетом объемов предоставляемых Китаем инвестиций и условий, на которых они предоставляются, делает выбор стран региона в пользу ЭПШП практически безальтернативным. При этом связанные с переориентацией на Китай риски, похоже, учитываются только на экспертном уровне. Судя по тем планам, о которых говорилось выше, на уровне правительства, если их даже принимают в расчет, то публично о них предпочитают не говорить.
Хотя для Казахстана, являющегося не только одним из основных членов ЕАЭС, но и его основателем, вопрос о том, как совместить ЭПШП и «Нурлы-жол», не вступая в противоречия с Россией и не разрушая российско-казахстанских отношений, является достаточно актуальным. Похоже, что сама проблема сопряжения ЭПШП и ЕАЭС отдана на откуп России. Во всяком случае, на официальном уровне эта проблема никак не озвучивается.
Казахстан и геополитические проекты США и Китая в Центральной Азии