Обыватели и снобы. Кто посещает театры? Хипстеры и записные инстаграмщицы

До начала премьеры спектакля «Наташины мечты» оставалось больше часа. Чтобы убить время, я спустилась в хозяйственный отдел «Интерфуда», откуда до театра «Оркен» пять минут ходьбы. Респектабельного вида дама за шестьдесят придирчиво выбирала скалку. Молодая супружеская чета, по всем приметам, недавно окуклившаяся в middle-class, демонстрировала граду и миру, как сказали бы социологи, «высокие потребительские стандарты».

Выбирали всего-навсего чайную чашку с блюдцем для ребёнка, громко, как в лесу, обсуждая её комбинаторность с цветом обоев и мебели в столовой, изрядно при этом переигрывая и в упор не замечая гневных взглядов дамы со скалкой. Солирующую партию в дуэте исполняла увесистая блондинистая половинка. Муж вышколенно подавал доминирующей дражайшей реплики, на которые та отвечала со вздорными интонациями свежеиспечённой барыньки:

— Нет же, не то, не видишь, что-ли? Столешница у нас цвета марсала, а это брусничный…

Мини-представление предназначалось обслуживающему персоналу и посетителям, невольно угодившим в зрители. Приказчики, трое симпатичных молодых людей в чёрных длиннополых фартуках и бухгалтерских нарукавниках, такие виды не раз видывали и к нуворишским вытребенькам относились снисходительно, улыбаясь понимающе, тонко и устало. «Весь мир – театр», неоригинально подумала я и отправилась в «Оркен».

… На сцене стул. Сидит на нём угловатая девушка в джинсах и фуфайке с капюшоном. «Забирай меня скорей, увози за сто морей» — надрывается из динамиков Рома Жуков.

Девочка детдомовка. В анамнезе весь букет социальных болячек – маму убил сутенёр, отца нет, «воспитки» грозятся отправить её в некую «девятку», учреждение со строгим режимом. Она «курякает», «бухает», дерётся, разумеется, плохо учится, манеры понятно какие. Девочка отчаянно одинока и никому не нужна. Как величайшую ценность бережёт украденную у одноклассницы грошовую заколку. И когда журналист местной газеты записывает с ней интервью и разговаривает с ней по-человечески, угощая чаем с конфетами, девочка начинает воображать бог знает что. Ну, там, влюблён, заберёт к себе, женится… Обнаружив, что у журналиста есть подруга, маленькая разбойница сколачивает из таких же детдомовок шайку, и те избивают девушку до коматозного состояния. Монолог угловатой девочки мы слышим уже из тюремной камеры.

Во второй части пьесы на стуле сидит другая Наташа. Она, что называется, из приличной семьи. Мама психолог, папа преподает английский в вузе. Музыкальная школа, плавание, чтение книжек, хорошее питание, качественная одежда. Всё омрачает наличие соперницы, соседской девочки-наркоманки.

Обе девочки участвуют в кастинге на роль ведущей детской программы телевидения. И побеждает девочка из «правильной» стерильной (стерилизованной?) семьи

А мальчик, который волнует воображение обеих барышень, кажется, тоже хочет дружить с ней, а не с наркоманкой. И вот эта дистиллированная отутюженная девочка в кудряшках и с хорошими манерами катается по полу в пароксизме первой в жизни женской победы: «Я победила! Победила!»

Если бы режиссёр постановки Наталья Сакович не «отрезала» финал первоисточника, где выясняется, что по полу катается и монолог произносит не дочь психолога и преподавателя, а ненавидимая ею соперница-наркоманка, сошедшая с ума и вообразившая себя образцовой девочкой, то получилось бы интереснее и психологически сложнее. Автор пьесы использовала старый как мир драматургический приём —  qui pro quo — одно вместо другого. Почему им не воспользовались режиссёр и исполнительница роли – вопрос к ним. Впрочем, своя рука владыка. Для этого надо было вводить в действо двух санитаров, уводящих безумную в темноту, что разрушило бы монолитность, где всё сосредоточено на одной исполнительнице – Алме Рулас. Надо отдать должное отваге актрисы. Моноспектакль требует от исполнителя высочайшего профессионализма, большого запаса психической и физической энергии. Рулас справилась.

И совершенно непредставимо, если бы провалилась. Потому что

Алма Рулас – актриса крупного дарования. Именно поэтому и только поэтому её «не видят» казахфильмовские и прочие драмоделы

Им таковские не нужны. Слишком живая, слишком настоящая, слишком мастеровитая. И этот моноспектакль, где она играет две столь разнополярные роли – её ответ силиконовым аселькам и аружанкам, заполонившим отечественные сериалы. Её бесконечный и обречённый поединок одинокой девы-воительницы с акварельными особями отряда Барби. Она выбрала эту драму не потому, что не отыскала другую, просто подходящей для неё пьесы нет в природе.

Рулас с ролью справилась, а открытия не случилось. К сожалению. Просто нынешнему образованному сословию нет никакого дела до судеб трудных подростков. Никто не питает на их счёт никаких иллюзий. Как-то незаметно, но прочно осела в сознании мысль, что мир, в общем, несправедлив, но это неизбежное зло. Да, есть лузеры, но не до них, других забот хватает. И поэтому пьеса «Наташины мечты» российского драматурга Ярославы Пулинович – одно из самых переоценённых драматургических произведений последних десятилетий. Премия «Дебют», которой она удостоена, ровным счётом ничего не значит. Надо же её хоть кому-то вручить. Все рецензии на пьесу, найденные в сети, одинаковы, шаблонны, критики впробормот пересказывают содержание, и не потому, что так уж плохи рецензенты, а потому что о пьесе абсолютно нечего сказать. Премьера её состоялась в России, в Саратовском ТЮЗе в 2009, а годом ранее вышел на экраны фильм Гай Германики «Все умрут, а я останусь», вызвавший бурную общественную полемику, где так же курякают, бухают и дерутся девочки-подростки, а ещё раньше творят указанные непотребства персонажи документальной ленты «Девочки». Зрелище матерящихся отроковиц с подведёнными чёрным глазами и в рваных колготках может заставить ужаснуться только один раз.

Кто у нас посещает театры? Прежде всего, публика чистая, из благородных. То есть городские люмпен-интеллигенты, придумавшие себе псевдоним «хипстеры»,

некоторая часть записных инстаграмщиц, старательно изображающих высокодуховных особ, словом, творческая богема с инвалидной командой рецензентов, худо-бедно пасущихся на поле культурки. Интересно ли большинству этой публики видеть на сцене девочку-сироту, отбывающую срок за совершение и нанесение тяжких и телесных? Сомневаюсь. Им интересно «про любовь», про «отношения», про средних и младших жён. Им интересно про себя, и кто их в этом обвинит? Они не хотят, чтобы их «грузили». С середины спектакля «Наташины мечты», стараясь не стучать лабутенами, выскользнули из зала три златокудрые грации, оставив в кильватере запах парфюма. Наверняка какого-нибудь селективного, прости господи. Ушли бы они с постановки Разии Хасановой «Любовница»? Да ни за что, как можно? А выпить кофею с душкой А, любимцем Фейсбука? И как не сделать селфи с вечным тамадой, кривлякой Б? А обнимашки с «кутюрье» В, в жизни не пришившим ни одной пуговицы?  С «Любовницы» их скалкой не прогонишь. Никто, впрочем, и не собирается. У всякого свой вкус: один любит арбуз, другой свиной хрящик. Сегодняшней столичной публике нужно, чтобы цвет ее исподнего совпадал с оттенком пеньюара героини, извивающейся на любовном ложе в объятиях напомаженного аманта. Театр тоже входит в их список престижного потребления.

Как чайная пара цвета марсала из «Интерфуда».