Расцвет архитектуры в Алматы тормозит «евроремонт» в голове

Нарисовать дом своей мечты мечтает каждый — это стало своеобразной «казахстанской мечтой». И чем больше, шире и выше, тем лучше. Все бы ничего, но хаос и пафос, царящие в головах алматинцев, отпечатываются в дизайне новостроек и интерьерных трендах. 

Продолжение. Первая часть: «Прощай, Алматы! Как и почему уходит архитектура города»

Зеркало времени

В советское время главным заказчиком было государство, только с обретением независимости начал формироваться класс, у которого появился капитал для индивидуального жилищного строительства. Это были представители молодого бизнеса и старой номенклатуры.

Эльдар Хасанов, правда, считает, что частный заказчик был всегда:

«В советские годы также существовал частный заказ — как на строительство, так и на ремонт. Как и сейчас, в СССР заказывали итальянскую мебель, лепку, заграничные отделочные материалы, только делалось это не на показ. Мне кажется, что портрет заказчика был и остается неизменным. Это тот же самый человек – с тем же уровнем достатка, вкусом и притязаниями».

С тем, что конфликт заказчика и исполнителя не меняется, спорить трудно. В книге XIX века о садовом ландшафте Арнольд Регель писал:

«Если владелец уж очень характерен и несговорчив, то зодчему – чистая беда: хозяин упорно настаивает на своем, никаких доводов не принимает, ни о каких «законах художества» слышать не хочет и, так сказать, насильно заставляет художника перековеркать весь проект; а затем, когда в результате получится чепуха, когда сам хозяин признает, что сад его – не картина, а безобразие, тогда он прежде всего обвинит самого же зодчего, которому таким образом никак не избегнуть несправедливого укора со стороны некомпетентного судьи».

Правда, отличия все же есть.

Арнольд Регель писал также, что многие зодчие, дорожа расположением заказчика или материальной стороной заказа, «уклоняются от всяких категорических объяснений и ловко, преспокойно работают по-своему, в то же время подавая вид, будто исполняют желания владельца, которому, в сущности, уступают лишь самый пустяк».

Современные архитекторы и дизайнеры редко проявляют принципиальную позицию и хитрость, отдавая все на откуп клиента.

Возможно, в нашем случае это инерция с постсоветских времен, когда полностью не реализовывались идеи даже именитых художников.

Клиент всегда прав?!

Архитектор Адиль Ажиев рассказывает историю строительства бывшего Дома правительства:

«Сейчас там располагается Академия искусств им. Т. К. Жургенова. Автор проекта – выдающийся советский конструктивист Моисей Гинзбург. Но даже его проект был сильно изменен, в первую очередь по причине удешевления. Первоначальный план был гораздо более выразительным, но после внесенных правок Гинзбург даже пытался отказаться, не признавая в итоговом варианте своей работы».

И все же есть мнение, что заказчик не всегда был одинаков – в 90-е годы, когда рынок только формировался, достаточного количества информации не было ни у заказчика, ни у архитектора. В это время многие бюро занимались тем, что предлагали простую кальку с зарубежных каталогов, а неискушенный клиент соглашался с любой красивой картинкой.

С течением времени ситуация изменилась. Во-первых, люди стали больше путешествовать и видеть, что есть на мировом рынке. Во-вторых, капиталистические отношения внесли коррективы в статус архитектора, который стал продавцом одной из услуг.

Благодаря удешевлению технологий и стройматериалов, расширились границы тех, кто мог себе позволить реконструкцию жилища или постройку нового дома. Сейчас, как отмечают специалисты, заказчик нередко приходит с уже готовыми набросками того, каким он хотел бы видеть свой дом. Тут, собственно, и появляются конфликты.

С одной стороны, клиент прав, поскольку платит деньги, но с другой – опыт и вкус профессионалов.

Один из наших собеседников прокомментировал это так:

«Если даже не говорить об эстетическом вкусе, то к мнению проектировщика нужно прислушаться хотя бы потому, что он знает, как сделать дом лучше. Профессионал может спрогнозировать развитие семьи, а значит, функции жилища, знает, как лучше организовать коммуникации, логистику и т. д. Скажем, заказчик хочет на своей территории гараж, но как ему объяснить, что если не делать отдельно стоящее помещение, а включить его в общую конструкцию, то можно сэкономить на коммуникациях? Но часто переговоры ни к чему не приводят, поскольку у большинства казахстанских заказчиков есть «хочу», с которым ничего нельзя поделать».

Портрет среднестатистического заказчика-капиталиста

Здесь следует задать вопрос, который вновь отсылает нас от архитектуры к культурологии и социологии: «Является ли это типичной чертой портрета казахстанца, имеющего капитал?». Да и потом, что это за казахстанец?

Отечественных данных на этот счет нет, но вполне можно переложить российский опыт, который в принципе близок нам.

«За последние годы социально-демографический портрет потенциального покупателя загородных домов практически не менялся, – утверждает Светлана Кондачкова, руководитель направления загородной недвижимости «МИАН», –

целевую аудиторию в данном сегменте наполовину формируют представители среднего класса с доходом не ниже 1000 долл. на одного члена семьи,

еще треть – потребители с уровнем доходов выше среднего».

Чаще других едут за город семьи с маленькими детьми. В России около 60 процентов потенциальных владельцев загородного жилья – руководители, каждый четвертый – специалист. При этом

коттеджи чаще приобретают более состоятельные клиенты, а на таунхаусы засматриваются в основном управленцы среднего и верхнего звена.

Более 70 процентов работают в коммерческих организациях и характеризуются средним и высоким уровнем доходов (около 50% и 40% соответственно). Группу «среднего класса» в большинстве случаев формируют менеджеры со средним уровнем доходов 2–2,5 тыс. долл. в месяц. В двух случаях из трех покупкой жилья занимается глава семьи – мужчина в возрасте от 25 до 44 лет.

Есть у этого среднестатистического заказчика и другое измерение – вкус. Тут можно выделить несколько трендов. Интересной деталью является то, что

из современного лексикона все еще не ушло слово «евроремонт», которое было знаковым для 90-х.

Этот термин действительно является очень характерным, но во многом отличается от своего истинного значения. Ремонт в европейском смысле – создание функциональной, экологичной и удобной атмосферы, при которой большое внимание уделяется экономичности и энергосбережению. Такой ремонт является не столько дорогим, сколько основательным.

В постсоветском же восприятии (этот культурологический ярлык присущ большинству стран СНГ) евроремонт – это смена декораций. Украинский художник Никита Кадан на страницах журнала Moscow Art Magazine охарактеризовал его так:

«Сменные поверхности, гипсокартон и пластик, – дешевая мечта, рекламный соблазн, физически вытесняющий недостойную действительность. Евроремонт – это и самоидентификация через потребление, дорогой и стремительно лишающийся смысла спектакль представительной демократии, эйфория «вечного сегодня», пленка с напечатанной рекламой, наклеенная на гранит советского метрополитена».

Архитектурная мода — не диктат потребителя

Другой тенденцией является стремление к так называемой классике, непременными атрибутами которой являются колонны, арки, лепнина, украшенная под золото, отделка поверхностей мрамором или имитирующими натуральные породы материалами.

Эльдар Хасанов комментирует это так:

«Многие заказчики по-прежнему живут не своей жизнью; может быть, они и хотели бы сделать из своего жилища лофт, имитирующий брошенный завод, но и тут работает принцип: «А что скажут родственники?». Поэтому,

будучи заложниками чужого мнения и своего не всегда хорошего вкуса, клиенты обращаются к образцам, которые, по их мнению, не теряют актуальности.

Разумеется, есть и те, кто находится в авангарде. Их мало, и как водится, они занимают другую крайность – минимализм.

Есть и прогрессивные тенденции – так, полноценно начинают использоваться технологии. Если в 90-е и в начале 2000-х новинки наподобие «умного дома» или солнечных батарей массово продвигались дистрибьюторами и покупались во многом ради экзотики, то теперь эти же технологии начинают продвигать уже профессионалы.

Десять лет назад установка солнечной батареи обошлась бы в 10 тысяч долларов, каждый год цена снижалась на 10 проц. Теперь можно установить батарею и за тысячу, причем так, чтобы она была эффективной, а не декоративной.

Архитекторы постепенно начинают пробивать брешь в сознании заказчика, доказывая, что правильно смонтированный «умный дом» лишь на первом этапе забирает много средств

– впоследствии в средне- и долгосрочной перспективе эти затраты окупаются.

Автор студии NB! Промдизайнер Тимур Актаев также считает, что уровень клиентов «растет»:

«Конечно же, заказчик стал лучше считать экономику проекта, маркетинг и полагаться на дизайн. Но все же он вкладывает больше туда, в чем лучше сам разбирается. Это заметно в самых разных проектах, и архитектурных, и дизайнерских. Грубо говоря, если он купил себе домой хорошую дизайнерскую мебель – скорее всего, то и для своего коммерческого проекта он запланирует надежную оригинальную итальянскую. Но если собственный дом он обставил китайскими подделками и даже не видит отличий с оригиналом, то и в проектах будет «китайщина».

И все же большинство экспертов сходится на том, что пока у казахстанского заказчика недостаточно смелости положиться на вкус и опыт архитектора. И, наверное, этот же уровень доверия можно проецировать и на другие сферы жизни.

Пока что те, кто заработал «быстрые деньги», не готовы ограничить себя в тех вопросах, в которых они не вполне компетентны.

А ведь мировая архитектурная мода – это мода в понимании профессионалов и общественности, а не диктат потребителя.

Адиль Ажиев отмечает, что в Казахстане архитекторское бюро имеет полную власть над проектом только тогда, когда оно имеет международное имя. Так вышло, например, со строительством Esentai Mall и Алматинским финансовым центром, которое курировало международное архитектурное бюро SOM (Skidmore, Owings & Merrill, США).

«Если клиент хочет создать бренд, то он должен подстраиваться под мнение архитектора – от выбора материала до строительных технологий. Подобный мировой пример – это строительство здания Музея Гуггенхайма в Бильбао, которое было заказано Фрэнку Гери. Полное согласие с требованиями зодчего дали такой результат – здание стало центром туризма. В Казахстане звездность архитектора является ключевым моментом. Скажем, в Астане произведения Фостера выглядят хорошо также по причине величины бюро. Но вот пример, когда небольшое отступление уже меняет картинку, – как мне известно, при строительстве Дворца школьников в Астане бюро Studio 44 Architects планировало делать его не в стекле, а в архитектурном бетоне. Однако по каким-то причинам облицовочный материал изменили и первоначальная идея не прошла», – добавляет г-н Ажиев.

Но кроме частного заказчика есть еще и государственный заказ, который по-прежнему создает большую часть того самого культурного пласта в рамках городской среды. Тут присутствуют те же проблемы, что и на частном уровне, связанные со вкусовщиной, однако есть и другие составляющие.

Пару лет назад в одном из интервью известная активистка и архитектор Лейла Рахимжанова утверждала, что «беда нашего времени – это депрофессионализация строительной отрасли»:

«Начинается всё с заказчиков. Чиновники, как правило, не имеют грамотного представления о самом процессе проектирования и строительства – большинство из них думают, что проект можно нарисовать за считанные дни, не имея представления о существовании серьезного этапа создания рабочих чертежей. Далее они начинают по ходу вносить корректировки: изменять толщину стен, сокращать площади, а для этого нужна полная переделка чертежей, к тому же зачастую рабочие уже вырыли котлован, залили фундаменты по старым чертежам и остановились в ожидании нового проекта. В результате мы имеем дополнительную плату за проект».

Один из недавних примеров подтверждает слова г-жи Рахимжановой. Так, нам рассказали, что текущая реконструкция бульвара на ул. Байсеитовой, который заканчивается Главпочтамтом, находится в процессе постоянного удешевления проекта. Эксперт отметил, что изначально заказчик принимает все чертежи, они ему нравятся, но когда он садится с калькулятором и начинает считать, начинаются коррективы.

«Там должна быть хорошая аллея, детские площадки, тематические инсталляции. Но в ходе строительства выяснилось, что фонари мы будем ставить не каждые 12 метров, как было запланировано, а каждые 25 метров. Должны были быть заказаны качественные лавочки по цене 350 тыс. за штуку, в итоге на аллее поставят лавочки кустарного местного производства», – поделился с нами один из участников проекта, который просил его не называть.

Еще одна особенность, которая также является приметой времени, – в Казахстане хорошо получается там, где есть добрая воля руководителя, когда у него присутствует вкус и есть централизованный контроль. Скажем, то

смешение стилей, которое обрушилось на Алматы, можно объяснить только тем, что в 1995 году был расформирован проектный институт «Алматы Генплан»,

созданный в 80-х как единый оператор, призванный следить за строительством и обликом всего города.

Сейчас этой организации нет, зато существует «Астанагенплан», который следит за четким выполнением регламентов строительства в столице. Таким образом, вне архитектурной централизации Алматы был отдан на откуп любым силам, которые могут влиять на принятие решений. Предоставленный сам себе, внешний облик города поддается тенденциям, присущим современности – это постмодерн и постструктурализм.

Эта философия критики ради критики, в рамках которой любое толкование является правильным, а какая-то системность объявляется абстракцией, может не нравиться. Вернее, она не может нравиться. Однако это то, что происходит. В этих условиях ничего не остается как снимать культурный слой за слоем, изучая культурологию и социологию казахстанского общества.

Статья любезно предоставлена журналом «Центр Азии».