Я как был казакпаем, так и остался! — Ермек Турсунов

У «главного порнографа» Казахстана, Ермека Турсунова, случилось счастье: пришел человек, дал много денег и сказал «Сними что-нибудь для души». И взамен ничего не потребовал. Как с этим жить автору фильмов «Кенже», «Келін», «Шал»?

— Ермек, что происходит? Почему то, что ты делаешь, вызывает шквал недовольства?

— Что, уже скандал? Я не заметил. Я совсем не скандальный.

— Ты не скандальный. Но твои работы эпатируют. «Келін», «Шал», «Кенже» — это трилогия. «Келін» вызвала шквал эмоций — «порнограф казахстанского кинематографа!» Предыдущие фильмы вызывали у критиков положительные отзывы, у зрителей – негодование: мол, зачем нам авторское кино? С «Кенже» — наоборот. Критики морщатся, а публика довольна. Позже почитаем отзывы. Ты с критиками уже как-то общался?

— Я прислушиваюсь к разумной профессиональной критике. Все люди разбираются в политике, футболе и кино. Всех слушать – замучаешься. Потом, ты делаешь кино не для того, чтобы кому-то нравиться. Я ровно принимаю и хулу, и хвалу. Задачи самоутверждения, тщеславия, честолюбия уже решены.

— Твой имидж – «говорю, что считаю нужным, не оглядываясь на личности»?

— Понимаю, что это не нравится. Но я же не подстраиваюсь под мейнстрим, не кошу под кого-то. Это цельный образ в кино и жизни. Эпатаж – это не мое слово.

— Могут подумать, что ты специально провоцируешь людей.

— Эта проблема не моя. Я никого не провоцирую. Где-то я читал, что в таком обществе цена правды высока.

Многие воспринимают правду как экстремизм. Тогда все мое творчество – экстремизм.

Я ужился с этим. Если все — святые, я буду провокатором. Для меня главное – я не вру. Ни в словах, ни в действиях, ни в жизни, ни в творчестве.

— Когда ты делаешь кино, ты хочешь, чтобы его смотрели. Ты как-то отслеживаешь реакцию зрителей?

— Я – асоциальный человек. Я не смотрю ТВ, не читаю газеты и мало бываю в интернете.

— А как ты ощущаешь обратную волну?

— Это приходит со временем. Если я скажу, что не интересуюсь мнением, буду кривить душой. Но трезво отдаю себе отчет – мой зритель в меньшинстве. Сегодня в кино ходят ребята от 15 до 25 лет, тинейджеры и невзыскательные зрители. А я не делаю попкорновое кино. Занимаюсь своим делом очень осознанно. По «Кенже» я понимал, что высоколобая публика возмутится, а невзыскательный зритель обрадуется. Там бегают, убивают друг друга. Это на потребу дня. Но высоколобая публика не считала формат, в котором я это делал – с фигой в кармане. Я пошел в район плинтуса, чтобы завести диалог с той публикой. Публику, которая считает «Келін» порнографией, невозможно переубедить. Я им говорю – раз вы такие высоконравственные, у вас все в порядке с моралью, тогда я опущусь на ваш уровень и пропихну вам то, что я думаю, но на вашем языке.

— Я зашла на kino.kz — 80% зрителей хвалят: «Фильм отличный. Наши умеют снимать настоящие, умные, глубокие фильмы. Единственное, что не понял в рецензиях – фильм не дотянул до евростандарта. Наши режиссеры умеют снимать лучше и качественнее при минимальном бюджете. Первый фильм, после которого не хотелось уходить из зала, хотелось продолжения. Сюжет интересный, пейзажи шикарные. Очередной respect режиссеру». Жанара, 27 лет. «Увидев низкий рейтинг фильма, не хотел идти. Теперь сижу в шоке от фильма. Понял, нельзя смотреть на рейтинги. Фильм шикарен. Один из лучших фильмов, которые я смотрел в жизни. Особенно в конце, когда старик провожает молодого парня из дома со словами: «Аман бол!» Вспоминаешь, как сам уходил из родительского дома во взрослую жизнь, и все свои грешки» — Руслан. Достучался все-таки?

— Когда я делаю картину, после делаю черновую сборку. Собираю фокус-группу из профессионалов. Как правило, имею 5-6 противоположных мнений. От самого высокого до полного провала. Потом собираю фокус-группу из простых людей – от детей до стариков. Разногласий больше. Это естественно. Понимаешь, на кого ты работаешь. В этот раз я сработал на не очень взыскательную, не очень утонченную публику, грубо говоря сторонники Тарковского, Скорцезе. И немного от Джейсона Стэтхема. Он пришел на смену Ван Дамму и Сигалу. Человек, который не улыбается и всех крошит. Конечно, он будет нравиться всем дамам – лысый, в смокинге, всех убивает. Что касается бюджета… Стэтхем бегает миллионов за 30-40, у меня – поменьше.

— Думаю, бюджет фильма, с учетом лазурного берега и Бангкока, побольше, чем у «Шала».

— Да. Мы поездили. Еще фишка звездного тщеславия в том, что звезды на вторых ролях, а наши молодые актеры – на первых. Наши тоже ездят по ниццам и бангкокам. Мы тоже можем красиво убивать. Когда мы снимали «Мустафа Шокай», раздавались голоса: «Почему главный герой – киргиз? Почему у него такие усы толстые, в жизни не такие были». Это очень смешно. В это раз я обращался к зрителю, поменял форму обращения, но смысл остался тот же.

— Пока ты снимал трилогию, у тебя между ними были другие фильмы. Ты с самого начала знал, что это будет трилогия в этой теме?

— Да.

— А форматы тоже были ясны?

— Форматы первых двух – да. Это было лет 10 назад. Многие говорят, что это не трилогия, а отдельные фильмы. В каждом случае — законченная история. Значит, это мой недочет. Не похоже на триптих. Но мне кажется, все цельно. Прослеживается эволюция этноса. Откуда мы вышли, к чему пришли и куда идем. Мальчик, который идет в безызвестность. Это логично. Но зритель не обязан пристально следить за тем, что я делаю. Сложность была с третьей картиной. Я собирался ее усложнять смысловыми нагрузками. Но постепенно стал понимать качество сегодняшнего зрителя. Нельзя быть художником-снобом, вставать в позу. Делаю для зрителя – пришлось перестраиваться. Критики привыкли ко мне в позе мыслителя. А здесь я бегаю с пистолетом. Очень много киноцитат, киношаблонов.

— И эта дорога на Лазурном берегу – она везде. В фильмах, в рекламе.

— Правильно. Этим я хотел сказать, мы также можем делать красиво, убойно, но это не кино. Это – стеб.

— А какой фильм дался легче всего?

— «Кенже» — при том, что были переезды, испанская группа была, тайская группа. 16 государств участвовало в картине. Массовка. Размах большой. Но я ходил с фигой в кармане. Сергей Козлов – оператор мирового уровня. Миша Жердин. Мы валяли дурака на высоком профессиональном уровне. Футбольная команда профессионалов пошла играть в футбол с детьми.

— А какой фильм принес наибольшее удовлетворение?

— «Келін». Потому что это чистой воды эксперимент. И это пленка – ждешь, когда проявят. Это сейчас все видишь на playback, можно корректировать. 14 видов животных, все дикие – и яки, и филины, волчица, мыши. Как ты с ними договоришься? Кстати, это был самец. Ершик звали. Он там шок испытал, когда бабка его доила. Картина далась трудно. Мы до последнего не знали – получилось что-то или нет. Ни по одной своей картине я не могу сказать, что полностью удовлетворен. Это всегда так. Копаешься, но есть сроки – шлагбаум пора закрывать.

— То есть можешь со своим перфекционизмом как-то справляться?

— А куда деваться? Есть сроки, есть продюсеры, есть деньги.

— А «Кемпір»? Потрясающая история.

— Эта картина прошла как-то незаметно. Рекламы не было. Небольшие частные деньги. Посмеялись, подурачились. Это картина, которой я доволен. Из всех снятых или написанных мной. Когда имеешь дело с «Казахфильмом» — это сложно. «Кенже» готовился 3 года. Съемки, монтаж, перезапись. Фильм был готов осенью прошлого года. Пока он вышел, я успел снять «Кемпір» и «Жат». «Кемпір» – это потребность улыбнуться. Мы настолько серьезно друг к другу относимся. Ходим со сдвинутыми бровями. Меня не устраивает качество сегодняшнего смеха. Мы-то воспитывались на юморе Райкина, Жванецкого. А вся эта «петросянщина» и Comedy Club…

— Человек пукнет – все смеются. Обычная физиология.

— Этот юмор ниже пояса очень заразителен. И мы видим его образцы здесь. Я не вижу ничего смешного в юморе КВН. Четвертая копия десятой копии. Comedy по-казахски. На каком-то канале айтыс на русском языке. Что там смешного? Может, я такой старый? Был же светлый добрый юмор. И я полез в аул. Там есть аульная эстетика. Смех сверстников. Они по-доброму друг друга подкалывают. А сегодняшний смех – это выдавливание чирея, который не выдавливается. Но должно быть смешно. И за кадром сидит кто-то давит на кнопку – в этом месте ты должен смеяться. И я решил сделать кино. Получилось ли – не знаю.

— Мы гоготали весь фильм. У тебя есть одно конкурентное преимущество – ты одинаково хорошо пишешь на русском и на казахском. Русская версия великолепна.

— А я не очень доволен русской версией. У каждого народа есть свои тонкости – комедийные положения, нюансы. Но все равно перевели на казахский. Аульский юмор – он особый. Особенно – стариковский. Жаль, что он уходит. На смену ему идет пошлятина. Больше всего в искусстве я не люблю искусственность. А хуже всего, когда за искусство выдают то, что искусством не является.

— Комедийный жанр не считается искусством. Это массовое.

— Есть Жванецкий, есть Петросян. Есть Задорнов, есть Гарик Харламов. Вначале они мне нравились. Они – умные ребята, но есть конъюнктура. За этим стоят уши и деньги. Мне ближе Жванецкий, Карцев, Ильченко. Это юмор высокого качества. За ним стоит мудрость и очень важные вещи. А не смех ради смеха.

— И то, и другое имеет право на существование. Другое дело – ориентиры.

— У образованного человека есть фильтры. Если он видел Райкина, то понимает, с кем имеет дело. И когда выходит Адамбаев…

— «Келинка Сабина»?

— Фильм признан лучшим фильмом года. Я не знаю, как на это реагировать.

— Самая большая касса.

— Этим людям нужно объяснять, что касса не является основным критерием качества картины.

Когда все сводится к деньгам – это деньгами и остается. Произведения искусства не делаются за деньги.

Это или приходит, или не приходит.

— Сейчас же каждый сам себе режиссер. Камеры в телефонах.

— Мне стыдно сосуществовать в этом пространстве. Когда говорят «тот снял кино, этот снял…». Это не кино. Вначале определимся в терминологии. Это развлекаловка, или сделано на потребу дня. Или ребята хотят срубить бабло. Вот Тимур работает честно. Он рубит бабки. Делает это четко и профессионально.

— Ты говоришь про Бекмамбетова?

— Сейчас попса пошла в кино. Ребята, паситесь в своем огороде, ешьте капусту, но не надо выдавать это за искусство.

Честно признайтесь: «Нам нужно воспитать быдло и на нем зарабатывать»

Они не любят своего зрителя, не уважают его. Если ты уважаешь зрителя, хочешь поговорить с ним по душам – не обязательно о высоком – отнесись к нему, как к кенту, как к брату, к сестре. Ты приходишь к нему с чистым сердцем. Я не люблю высокие слова, но творчество – это исповедальный процесс. А когда приходишь и говоришь «у меня выдающееся кино, потому что я срубил кассу»… Просто время воспитало такого зрителя. А ты ничего не делаешь, пользуешься ситуацией. Кто ты после этого?

— Жаль, что у «Кемпір» не было денег на рекламу. Она бы собрала большие деньги.

— Фильм – это длинные деньги. Эмоция значимее денег. Люди могут забыть, что я говорил, но они не забудут, что они почувствовали, когда смотрели мои фильмы, читали книги. Любить женщину — или покупать ее. Примерно так.

— Ермек, «Кемпір», «Шал», «Кенже» сняты в ауле. У меня ощущение, это один и тот же аул.

— В том то и дело, что фильмы разные, а картина одна. Это жизненный опыт. Он во мне. Я прожил 12 лет за границей, в разных странах.

Я не американизировался, не арабизировался. Я – тот же казакпай. И буду им.

Другое дело, чтобы не соврать, будешь говорить то, что досконально знаешь. Все остальное – наносное. И Ницца, и Франция.

— Твои герои похожи на тебя. Младший брат в «Кенже» и мальчик в «Шале». Я думала: «А не сын ли это Ермека?»

— Мне все так говорят. Нет. Это случайность. Когда подбирали внука для деда, просмотрели целый офис детей. Девочка по кастингу говорит, что мне нужно посмотреть мальчика в коридоре. Я вышел. Стал расспрашивать его с пристрастием. Начал вспоминать все свои грехи. Сколько тебе лет? В каком ауле ты жил 12 лет назад? Как зовут твою маму? Все чисто. Мы его взяли. Он хорошо играл.

— Да.

— Потом на другом фильме девочка по кастингу опять прибежала с большими глазами. День Сурка. Опять во двор. Вопросы. Все чисто. Я уже начал писать сценарии про девочек, чтобы не похоже были.

— А Кенже?

— Правда похож?

— Ты бороду к себе приклей. И волосы немного кудрявые. Я думала, это режиссерский ход. Намек.

— Это не намеренно. Намеренно – это мыши. Они в каждой картинке. И Тогузаков – мой талисман. Он везде.

— А волки не везде?

— Они мне надоели.

Такие сволочи. Я много раз говорил, что умные режиссеры не связываются с волками и детьми.

А у меня они в каждой картине. Дурак! Трудно договориться бывает и с актерами. А с волками – невозможно. Приходилось обманывать. Волк — не собака. Его не приручить.

— «Шал» — это туман весь фильм. Как тебе удалось этого добиться?

— Это технически. Это метафора. Дым — работа пиротехников. Они после этой картины долго лечились. 80% картины в тумане. Я руководителю группы пиротехников говорю: «Закрой мне эти горы. Только степь оставь». Он мне говорит: «Мне что, весь Заилийский Алатау закрыть?» Они растягивали эти кишки дымоводов. К вечеру бригада лежала. Я же себя ни в чем не ограничиваю. Когда пишешь сценарий, не думаешь, как это будешь делать. Прямая связь с астралом — и ты лепишь, лепишь. А когда приносишь продюсеру, он по-другому читает сценарий. Писали «Мустафа Шокай» — Париж, 1918 год. Эшелон подъехал к перрону. Толпа. Играет духовой оркестр. Все, на этой сцене бюджет фильма кончился. То же самое с «Шалом». Я не думал, что волки не будут сбиваться в стаю, что они не идут в дым. У каждого волка свой инструктор. Волки должны художественно выбегать в туман к костру. Целый день репетировали. Начали снимать. Старик пошел со своими баранами. Бараны же тоже сволочи – не так идут. Сидим с камерой за костром – сейчас выйдут волки. Выбегают инструкторы. А где волки? Мы их давно отпустили. Они оббежали вокруг и в стороне играют. Почему они не бегут в дым? Потому что они волки. Пришлось замазывать носы сгущенкой.

— Ужас какой!

— На 2 дубля хватало. И в дым — пока они слижут сгущенку.

— Ты точно не ищешь легкой жизни. Как ты находишь финансирование?

— Нищенствую. Преданно заглядываю в глаза. По-разному. С «Жат» была уникальная история.

Ко мне пришел человек и сам дал мне деньги: «Сними что-нибудь по-честному и для души». При этом совсем не вмешивался в процесс. Идеальная ситуация. Я ему говорю: «Зачем тебе это надо?» говорит: «Хочу через тебя прикоснуться к вечному».

А это получится или не получится… Такая фантастическая история случилась. Спасибо ему большое! Возможно, когда картина выйдет, я назову имя этого человека.

— Это знак. Когда премьера?

— Если все срастется, мы планируем сделать мировую премьеру в Венеции. Надо покрасоваться на этой дорожке.

— Когда-нибудь надо.

— Если позовут, надену все, что у меня есть.

— Придется купить смокинг.

— Я в аренду возьму. В Лос-Анджелесе брал. Зачем покупать? Хоронят же не в смокинге.

— Я желаю тебе удачного постпродакшна. Здесь бы посмотреть картину.

— Осенью, наверное. Ее должны посмотреть люди. «Жат» — чужак, инородный, отщепенец.

— Смотрите «Кенже» — и любители боевиков, и любители философии.

Видеоверсию смотрите здесь.