17 июня Каусар Канаткызы отметит свой четвертый день рождения. Эта милая девочка, увидев впервые в жизни меня, незнакомую тетю, подошла, улыбнулась, обняла и поцеловала в щеку, а потом еще полчаса играла в мой мобильный телефон. И все время улыбалась. Каждую секунду. Кто бы мог подумать, что три месяца назад, после трех недель расставания с папой, этой крошке главный внештатный детский психиатр Астаны Татьяна Дегтярь поставила жуткий диагноз: невротическая реакция с психосоматическими симптомами, обусловленная нарушением адаптации.
Когда я впервые прочитала об этой истории в социальной сети Facebook, сказать, что пережила шок, — не сказать ничего. Хотя эти сообщения были короткими и носили всего лишь информационный характер. В частности, пользователи писали: мама оставила 2-месячного младенца отцу, вспомнила о нем спустя 3 года и теперь хочет отсудить у отца право на проживание дочери с ней.
Вот видео, на котором Каусар в доме у папы 3 июня 2015 года. Даже не верится, что этот ребенок умеет плакать.
А на этом видео Канат посетил дочь в феврале 2015-го, когда она жила у бывшей супруги.
Я — мама троих детей, эта история мне сразу показалась сомнительной, так как любая здравомыслящая мать даже в мыслях не допустит того, чтобы оставить малыша и уйти. И навещать его несколько раз в год. Меня от нескольких часов разлуки с детьми одолевает тоска. А в этом случае шли годы! Всего за несколько дней я узнала много шокирующих деталей истории девочки Каусар: побывала в суде, где рассматривался вопрос о проведении психолого-психиатрической экспертизы обоих родителей и ребенка, приезжала домой к Каусар, когда мы с ее папой и тетей ждали приезда мамы.
На эту историю невозможно реагировать без эмоций, ведь пока родители ребенка выясняют отношения в судах, маленькое сердечко постоянно болит.
Один из моих наставников как-то сказал:
«Никогда не лезь в семейные разборки. Они помирятся, а ты останешься крайней». Я и не лезла. Но в истории с Каусар не могу, мне очень больно.
Жаль маленькую девочку с ослепительной улыбкой и солнечными глазками, которую заставляют страдать. Мы живем в цивилизованном государстве с кучей нормальных законов, а не в диких трущобах, где балом правят только инстинкты. Поэтому сложно понять обстоятельства, при которых здоровая мать с кучей здоровых родственников, которые запросто могли поддержать в трудную минуту, если таковая вообще была, оставила грудного ребенка.
Сегодня градус разборок родителей за право проживания с ребенком под одной крышей зашкаливает. Они судятся друг с другом с марта 2013-го, то есть два года.
Сначала суды были на стороне отца — Каната Турысбекова, потом ситуация кардинально поменялась, и решением Алматинского областного суда от 26 декабря 2014 года проживание ребенка определено с матерью — Рабигой Жылгелдиевой.
Кассационная жалоба отца 5 февраля 2015 года была оставлена без удовлетворения и в этот же день Рабига, несмотря на плачь и истерику ребенка, забрала Каусар к себе домой.
— Я понимал, что дочка может болезненно отреагировать на внезапный переезд в среду людей, которых она не знает.
Вместе с бывшей женой в трехкомнатной съемной квартире проживают 8 человек, в том числе мужчины.
— Поэтому на следующий же день, то есть 6 февраля, стал звонить Рабиге, но она не отвечала на мои звонки, — рассказал Канат. — 7 февраля Рабига сообщила, что Каусар не ест, не пьет, не играет и все время плачет. Я увидел дочь, она обиделась на меня, что я отдал ее. Она не улыбалась. Я привез для нее вещи и продукты. Она была в грязной одежде с непричесанными волосами. Когда я уходил, Каусар побежала за мной, стала кричать в истерике, чтобы я забрал ее с собой, к маме. Мамой она зовет свою бабушку, которая, по сути, и заменила ей мать. В следующий раз мне удалось попасть в квартиру к Рабиге только 10 февраля. Родственники бывшей жены постоянно провоцировали меня на конфликт, не давали побыть наедине с ребенком, а минут через 40 выставили за дверь. Тогда я не выдержал и обратился в органы опеки и попечительства с заявлением, что мне чинят препятствия в общении с ребенком. 13-го февраля на квартиру к Рабиге мы приехали уже с сотрудниками отдела образования Алматы, которые хотели проверить жилищно-бытовые условия, в которых живет ребенок. Нас долго не хотели впускать. Инспекторы отдела все же убедили родственников бывшей жены, и мы зашли. Они отметили, что у ребенка нет отдельной кровати, а в доме не убрано.
Те фрукты, что я принес в прошлый раз, были разбросаны по полу около мусорного ведра, прямо на продуктах стояла корзина с грязным женским нижним бельем.
После каждого посещения я уходил с тяжелым сердцем, так как состояние ребенка становилось все хуже. Я распечатал фотографии и понес их к психотерапевту, так как повезти дочку к врачу мне бы все равно не дали. Достаточно было того, что дочка сильно кашляла, а «заботливая» мать на мое предложение купить лекарства и вызвать врача ответила, что справится сама. Психотерапевт отметила, что, судя по фотографиям, у ребенка реактивная психологическая травма и депрессия. Вскоре органы опеки определили график моего общения с дочерью и мне разрешили провести с Каусар 10-дневный отпуск. Я забрал дочь 1 марта. Мы поехали в Астану. Сначала показали ребенка врачу-психотерапевту Ольге Орловской, которая после общения с Каусар убедительно рекомендовала нам обратиться к детскому психиатру. На приеме у детского психиатра Каусар при одном упоминании о маме закатила настоящую истерику, а потом уснула на руках у моей сестры. Мгновенно взяла и уснула, даже слезы еще не высохли на щеках. Нам сказали, что это была защитная реакция детского организма на стресс. Я вам дам это заключение.
С тех пор девочка снова живет с отцом. С учетом февральских событий им подан новый иск в ювенальный суд Алматы об определении места жительства Каусар с ним.
Не исключено, что отец приукрашивает происходившее в квартире Рабиги, поскольку на встречи с дочерью он приходил один. Но негативная реакция ребенка на жилье матери недавно случилась снова — 10 апреля девочка участвовала в выездном судебном заседании алматинского ювенального суда. После очередной истерики 3-летнего ребенка
судьей Айнур Баймурзиной принято решение провести психолого-психиатрическую экспертизу родителей и самой Каусар,
чтобы понять, с кем из родителей ребенку действительно комфортно.
Однако Рабига Жылгелдиева и ее адвокат против этой экспертизы. Они считают, что девочку достаточно раз обследовали специалисты по ментальному здоровью, а родители прикладывали справки из разных диспансеров, что на учете они не состоят. Мама малышки обжаловала определение о назначении экспертизы в Алматинский городской суд.
Слава Всевышнему, что на этом процессе не было ребенка, иначе хрупкая детская психика точно не выдержала бы возникшего накала страстей. Рабигу Жылгелдиеву впервые я увидела именно на этом судебном заседании, состоявшемся 2 июня. Скромная девушка 24 лет от роду в простеньком зеленом платьице все полуторачасовое заседание периодически пускала скупую слезу. Большую часть времени от ее имени вещала ее адвокат Райхан Махмеджанова. И вещала, стоит отметить, очень импульсивно: она постоянно бросала в адрес отца девочки обвинения в том, что он постоянно врет в суде и вводит судей в заблуждение и выставила Каната семейным дебоширом, систематически избивавшим свою жену, после чего она и ушла из семьи.
Судья Раушан Досмуханбетова почему-то подробно расспрашивала отца Каусар о судимостях его дальних родственников, совместно с ним не проживающих, однако не задала маме малышки ни одного вопроса об обстоятельствах ее расставания с ребенком, так как в материалах судебных разборок она всегда по-разному объясняет причину разлуки с дочерью. В конце концов, после 10-минутных нотаций судьи о том, как некрасиво по отношению к ребенку ведут себя родители, дело отложили на неделю и
судья дала поручение отцу Каусар организовать за это время три встречи ребенка с мамой в присутствии органов опеки.
Удалось поговорить и с самой Рабигой Жылгелдиевой, так как меня очень волнует вопрос, почему она оставила ребенка, а не забрала с собой, коли уж рассталась с мужем.
— Вы не отрицаете, что ушли, когда ребенку было два месяца?
— Нет, все было не так. Получается, я родила в Учарале, где его мама жила, после 40 дней муж забрал нас и мы в Алматы снимали квартиру. В сентябре начала звонить его мама постоянно, что соскучилась, верните ребенка, привезите. Я ему возражала: как так, ребенок на грудном вскармливании? Как так отвезешь ее? Я сопротивлялась и он начал руку на меня поднимать, постоянно бил и три недели где-то так продолжалось. И в одно воскресенье он просто забрал ребенка со словами, что не может перечить маме и все такое, собрал вещи и забрал ребенка. Я дома осталась.
— Почему с ним не поехали?
— Он сказал мне — ты не поедешь, ребенка заберет его сестра Шынар.
— Ну вы же мать, сказали бы, что поедете вместе с ним.
В этот момент в наш диалог вмешалась адвокат Райхан Махмеджанова.
— Подождите, вас как звать? Все, что она говорит, все зафиксировано в решении суда.
— Я не первый раз разбираю судебные процессы, я давайте с ней договорю, пусть она мне расскажет. У меня у самой трое детей, и если бы отец захотел забрать детей, я бы костьми легла, не отдала бы. Почему вы не захотели поехать в Учарал? Съездили бы, бабушку повидали, три недели побыли бы и спокойно уехали обратно.
— Он же говорил, что не просто увидеться, а именно там остаться. Он сразу так говорил.
И снова нас прервала адвокат.
— Смысл таков — мы будем с тобой деньги зарабатывать, а ребенка пусть наша мать воспитывает. Он ее отвез, она просит отдай ребенка, он ее избивает. Она попадает в больницу.
— Он ее избивает, это чем подтверждается?
— А там медицинские справки есть.
Рабига также сообщила, что они с мужем продолжали жить в Алматы, она устроилась на работу, но муж постоянно ее ревновал и избивал. А однажды, когда муж потребовал у нее денег, которых у нее не было, он прогнал ее из дома.
— Почему вы не поехали в Учарал и не забрали ребенка?
— Я поехала туда, вместе с мамой, мы постоянно туда ездили. Раз в две недели.
И снова свою клиентку перебила адвокат.
— Она ему все время говорит — давай ребенка заберем, он ей в пятак, она ему опять говорит, он опять ей в пятак. Все эти материалы есть в том деле. У нас есть нотариальный перевод того решения на русский язык, частное постановление и кассационное постановление. Вышлем на электронный адрес. И будете переписываться по ходу дела.
В общем, я так и не поняла, почему мать сразу не забрала ребенка с собой, хотя подтверждающие материалы о происходившем в семье Каната бытовом насилии, конечно же, поменяли бы ракурс этого дела. Однако с того момента ни Рабига, ни ее адвокат так и не предоставили обещанных документов, даже не отреагировали на мои сообщения.
Я предложила Рабиге прямо после заседания поехать к ребенку, поскольку видела ее слезы на суде. Канат не возражал. Он сказал мне, что не против, чтобы мама Каусар приезжала хоть каждый день, тем более постепенное привыкание к матери неоднократно советовали психологи.
Каково было мое удивление, когда Рабига отказалась ехать. Отказалась под давлением своего адвоката, которая настаивала на встрече с ребенком на нейтральной территории. Для меня это был шок. Почему мать, которая мечтает быть со своим ребенком, упустила хорошую возможность для этого и позволяет своему адвокату собой манипулировать? Для чего вообще родня Каусар свела вопрос о проживании дочки до сведения личных счетов?
Не встретились мать и дочь и на следующий день, как было оговорено судом. Рабига отказалась приезжать в квартиру к Канату, настаивала на встрече в парке, хотя указанием судьи было обеспечить общение матери и ребенка, без указания какой-то территории.
[gallery ids=»113125,113124,113123″]
Странно себя повел и представитель органов опеки и попечительства Ауэзовского района Марат Окасов. Объяснения Каната, что Каусар нельзя везти в парк, так как она приболела, оказались для чиновника из опеки не убедительными. Он заявил, что если в пятницу, 5 июня, отец не привезет ребенка в парк, он доложит об этом судье и ему будет несдобровать.
Пока шли телефонные баталии, к Каусар приехала бригада скорой медицинской помощи. У малышки диагностирована ОРВИ, а участковый педиатр на следующий день рекомендовал постельный режим в течение ближайших трех дней.
Все это время меня беспокоит вопрос рукоприкладства Каната по отношению к теперь уже бывшей жене. Поди разберись теперь, что и как было на самом деле. Ясно одно — не договаривают оба.
— Да не бил я ее, а к маме мы переехали, потому что ребенка нужно было нормально воспитывать и обеспечивать. Рабига вообще не хотела этого ребенка, я с трудом отговорил ее от аборта. Ей тогда было 20 лет, она постоянно жаловалась, что ее подружки-студентки, дескать, гуляют, а она должна ребенка воспитывать и дома сидеть. Когда я ее первый раз увидел после того, как она ушла, она преобразилась — навела макияж, оделась по-другому. Да, она периодически приезжала навещать дочку, но всегда с толпой своих родственников. Однажды дело даже до драки дошло, они на меня заявление в полицию подавали, я — на них, потому что они все время провоцируют конфликты.
Этот процесс уже перешел в разряд битвы адвокатов, судей и чиновников органов опеки, которые вообще не имеют ничего общего с реальной жизнью Каусар. И так получается, что посторонние взрослые люди решают судьбу маленького человечка без адекватной оценки ее желаний, которые читаются в ее глазах. Ведь можно же без ущерба для детской психики просто позволить родителям взять ребенка и полноценной семьей хотя бы один раз погулять вместе, на пару часов забыв о ненависти друг к другу.
Вот, что думает о родительских междоусобицах в Казахстане известный юрист Серик Нугманов:
— Ратифицировав Гаагскую конвенцию по защите прав детей, Казахстан имплементировал нормы конвенции в Кодекс о браке (супружестве) и семье. Сегодня Кодекс ориентирован на защиту интересов и прав детей. Однако в настоящее время родители, расторгающие брак, и оспаривающие свои права на ребенка или детей в основной массе защищают не права ребенка, а свои личные, причем порой это несет такую форму, которая не приемлема не то, что для оппонентов, а большей частью для ребенка.
Родители, пытаясь наказать друг друга, как материально, так и морально, используют в этом детей, вовлекая в этот процесс органы опеки, психологов, педагогов, родственников и даже малознакомых людей. Страдают от этого дети.
Создание в республике ювенальных судов должно было создать более понятную среду для определения судьбы детей с целью более полного и всестороннего рассмотрения дела и защиты прав детей, однако зачастую некомпетентность органов опеки, ориентированность психологов на оплату одной из сторон приводит к тому, что суду очень трудно, а иногда практически невозможно усмотреть за требованиями сторон интересы ребенка. Незаконные, противоречащие интересам детей решения органа опеки подкрепленные заключениями нанятых детских психологов порой ложатся в основу судебного решения, упразднение территориальных подразделений по защите прав детей, отсутствие по сути укомплектованности высокопрофессиональными, имеющими жизненный опыт специалистов органов опеки приводит к выдаче заключений, в которых прописываются права одного из родителей. Суд же в свою очередь основной упор делает на решение органов опеки. Давно назрела необходимость более детально изучить, проанализировать и обобщить судебную практику по рассмотрению споров о детях, в частности о месте жительства и порядке общения, остро стоит необходимость создания в семье института уполномоченного по правам ребенка, то есть, создание органов, судебной практики и общественного контроля за судьбами детей, вовлеченных их родителями в судебные разбирательства. Необходимо четко определить функцию органов внутренних дел, в частности инспекторов по делам несовершеннолетних, которые по сути сейчас занимаются не детьми, состоящими на учете в инспекции, а детьми из «благополучных» семей, родители которых делят свои чада, и по заявлению одного из них они вовлечены в этот спор на стороне «Заказчика».
Вопрос относительно судьбы Каусар и поведения представителя органа опеки Марата Окасова мы задали и руководителю отдела опеки и попечительства управления образования Алматы Жанне Тасировой:
— Многие родители судятся между собой за право проживать с детьми, нередко суды выносят сухие решения без учета интересов детей, а органы опеки берут это дело под козырек и выполняют судебные указания без какого-либо сострадания по отношению к малышу, который и без его вмешательства доведен до нервного срыва. Неужели нельзя вести себя по-человечески, а не действовать исключительно с точки зрения буквы закона?
— В Алматы 8 районов, в каждом районе у нас сидит главный специалист, выполняющий функции органов опеки и попечительства, то есть им выданы доверенности от управления образования и они представляют интересы ребенка на судах. Да, я согласна с тем, что у нас сейчас очень большое количество родителей между собой не могут поделить детей. За прошлый год у нас было 176 случаев, за этот год мы еще не подвели итоги, но в этом году тоже немало случаев, когда родители хотя определить место жительства ребенка именно с ним. Каждый родитель по-своему прав. Если опираться на букву закона, мы скажем, что оба родителя имеют равные права в воспитании своих детей. И, естественно, органы опеки никогда всухую не принимают решений, потому что они с согласия, естественно, родителей проводят беседы с детьми. Если более маленький ребенок, в любом случае смотрят реакцию ребенка, к кому ближе ребенок, к кому больше любви питает, либо пытается у психологов взять помощь, чтобы психологи помогли определить, потому что дети на то и дети, что они могут сегодня обнимать маму, а завтра обнимать папу. Поэтому определенно что-то сказать… Каждый случай — индивидуален. И каждый случай нужно решать индивидуально.
Что мы можем сказать на это? Главная опекун города, по всей видимости, не знает, что творят на местах ее подчиненные. Нам доподлинно известно, что специалист опеки по Ауэзовскому району Марат Окасов никогда не видел Каусар в живую, не общался с ней. Единственная попытка его проведать подопечную состоялась 6 мая, когда он пришел на квартиру Каната Турысбекова в 5 часов вечера (рабочее время и время детских прогулок на улице) и ему не открыли дверь, так как дома попросту никого не было. О том, что этот визит вообще был, сам отец девочки узнал на суде 2 июня, когда адвокат Рабиги Жылгелдиевой заявила суду, что нерадивый папаша врет о месте жительства ребенка и на самом деле снова увез девочку в свой далекий аул в Алматинскую область.
К слову, Жанна Тасирова наслышана о деле Каусар и как и ее подчиненный Марат Окасов тоже придерживается того мнения, что раз судом определено место жительства ребенка с матерью, значит, так и должно быть. Однако она согласилась с тем, что привыкание девочки к матери должно быть постепенным, без психологического насилия, а потому пообещала поговорить со своим сотрудником относительно его завидного упорства передать девочку матери.