Хотя на линии противостояния между украинскими войсками и формированиями самопровозглашенных республик все еще стреляют, тем не менее, в конце года стороны приступили к завершению конфликта. На этом фоне стало разворачиваться новое государственное строительство. Причем это характерно не только для донецких и луганских повстанцев, но и для самой Украины.
Вполне очевидно, почему продолжают стрелять на востоке Украины. Минские договоренности в сентябре 2014 года принимались в спешке, многие пункты соглашения повисли в воздухе. Потому что каждая сторона по-своему интерпретирует детали этого документа. Так, к примеру, получилось с выборами на территории Донецкой и Луганской республик. Повстанцы провели свои выборы 2 ноября и отказались проводить их 7 декабря, как это было определено решением Киева. Таким образом, они нарушили пункт 9 минских соглашений, который предусматривал проведение выборов по законам Украины.
Со своей стороны, Киев после достижения договоренностей в Минске провел в Раде закон о статусе неподконтрольных ему территорий с расширением их полномочий. Именно в рамках этого закона предусматривались выборы в местные органы власти 7 декабря. Однако, так как в Донецке и Луганске провели в начале ноября свои выборы, закон был отменен президентом Украины, хотя новая Верховная Рада еще не приняла соответствующего решения. Оно было отложено до завершения очередного раунда переговоров в Минске, которые были намечены на 9 декабря, но затем перенесены на неопределенное время.
Более того, с обеих сторон минувшей осенью стали раздаваться весьма воинственные заявления.
В Киеве некоторые стали говорить о вероятности реализации так называемого хорватского сценария.
Это когда армия Хорватии в 1995 году внезапным ударом за несколько дней разгромила самопровозглашенную республику Сербская Краина, которая ранее была создана сербами Хорватии во время гражданской войны на территориях их компактного проживания.
В свою очередь отдельные командиры донецких повстанцев в интервью заявляли о готовности как минимум отвоевать у Украины оставшиеся у нее территории Донецкой и Луганской областей, включая города Краматорск, Славянск и другие. Некоторые из них как максимум говорили о продолжении войны за так называемую Новороссию, включающую Днепропетровск, Запорожье, Николаев, Харьков и некоторые другие территории. Одновременно стороны продолжали активно обстреливать друг друга, что позволяло говорить о вялотекущей позиционной войне.
Очевидно, что и для украинцев, и для повстанцев/сепаратистов это было частью сложной игры за преимущество позиции. Для этого требовалось устрашить противника, чем они и занимались в октябре-ноябре. Но де-факто уже в ноябре было понятно, что все идет к созданию на части территории Донецкой и Луганской областей новой самопровозглашенной республики по образцу Приднестровья. Собственно, на это ориентировались все участники конфликта. Потому что никто не мог уступить. Повстанцы уже не согласились бы просто с автономией, а Киев не готов согласиться с их фактической независимостью.
Но и воевать никто не хотел, потому что во внутриукраинском конфликте явно или нет, но присутствовала третья сторона в лице Москвы.
В результате Киев вывел с неподконтрольных территорий государственные учреждения и прекратил платить зарплаты и пенсии. Пенсионерам и получателям социальных пособий предложили выехать на контролируемую Украиной территорию и переоформить там документы. Кроме того, украинцы прекратили деятельность всех банков в Донецке и Луганске. Повстанцы назвали действия Киева экономической блокадой.
По сути, так оно и было. Украинские власти явно стремились поставить самопровозглашенные республики в трудное положение и вынудить их, если и не пойти на уступки, то, по крайней мере, заставить поддерживающую их Россию нести издержки за их содержание. Естественно, что Москва также оказывалась в сложном положении. И дело не только в том, что
содержание Донецкой и Луганской республик потребовало бы от Москвы огромных затрат.
Проблема в том, что Россия не могла пойти на интеграцию этих территорий в свою инфраструктуру, к примеру, банковскую. Потому что это автоматически привело бы к обвинениям со стороны Запада в новой аннексии части украинской территории и, скорее всего, к дополнительным санкциям. Следовательно, единственная доступная Москве форма финансирования донецких повстанцев была связана с наличными платежами. Само по себе это было весьма непросто с учетом необходимости содержать 4 млн человек, в том числе не меньше миллиона пенсионеров.
Но в целом было очевидно, что для России это обременение и что это одна из причин стремления завершить этот конфликт. Характерно, что по данному поводу президент России Владимир Путин высказал сожаление в связи с отказом Украины от финансирования части районов Донбасса, заявив, что таким образом она отрезает их от себя. В начале декабря уже украинский премьер-министр Яценюк говорил о том, что Киев может пересмотреть свое решение хотя бы по пенсиям. Стороны явно начинали понемногу слышать друг друга и искать точки возможного соприкосновения.
Одновременно государственные органы власти с обеих сторон стали наводить порядок на подконтрольных территориях. Осенью в Донецке и Луганске началась ликвидация местной «махновской вольницы». В октябре из Горловки неожиданно исчез один из харизматичных лидеров повстанцев Игорь Безлер, который потом объявился в Крыму. Затем пропал казачий атаман Козицын. Разрозненные отряды ополченцев стали переформировывать в полурегулярные милицейские формирования (бригады), фактически это прообраз местной армии. В начале декабря началось давление на командира батальона «Восток» Ходаковского и осетинских добровольцев. 12 декабря представитель осетин заявил о готовности вернуться на родину в связи с соответствующим призывом президента Южной Осетии.
Очень показательно, что один из инициаторов критики в адрес Ходаковского, которого он обвинял в криминальных наклонностях, некий отставной российский полковник Петровский, командир местного ГРУ, заявил в интервью российскому изданию, что он на свои деньги содержит пару тысяч бойцов спецназа, и даже приобрел в России эскадрилью беспилотников.
Такие заявления весьма показательны. В завуалированной форме полковник фактически говорит о том, что он получает финансирование для своих людей откуда-то со стороны. И, скорее всего, финансируют его из России. На это указывает история о покупке беспилотников. Потому что деньги теоретически могут дать патриотически настроенные богатые граждане из той же России, но беспилотники без согласия государства в Москве не купишь. Это такое послание внешнему миру от отставного российского офицера, который настойчиво подчеркивает, что он уроженец Донбасса.
Цель подобных заявлений и действий, похоже, заключается в том, чтобы продемонстрировать, что настало время наводить порядок в Донецке и Луганске. Как раз эту функцию на себя и взяла Москва. Тут можно сделать несколько выводов. Один подтверждает идею, что
Москва взяла непосредственно на себя ответственность за мятежные украинские территории, двигаясь при этом в сторону приднестровского сценария.
Второй — что речь не идет о новой войне на Донбассе, потому что тогда России были бы нужны и Безлер, и Ходаковский, и Стрелков (Гиркин). Третий — что в самой России ответственность за Донецк и Луганск окончательно перешла к военным и спецслужбам. Косвенным образом это подтверждает уход в конце ноября из администрации президента России ряда людей из окружения Владислава Суркова, которые, по данным ряда российских СМИ, отвечали за политику на востоке Украины.
Дело в том, что если правдива информация о том, что люди Суркова были ответственны за политику в Донбассе, тогда их уход вполне логичен. Напомним, что наиболее активную роль в донецких событиях играли российские националисты и империалисты вроде Гиркина и национал-большевиков. Эта группа людей традиционно относится к зоне ответственности политтехнологов в Кремле. По крайней мере, к ним всегда было пристальное внимание со стороны властей. С тактической точки зрения их действия в Донбассе, возможно, и обеспечили результат, но создали довольно много проблем и для самой Москвы. Особенно на ближайшую перспективу.
Если согласиться, что Россия хочет заморозить конфликт, то националисты и местные махновцы ей уже не нужны. Они вносят элемент непредсказуемости в политическую ситуацию. Поэтому их постепенно убирают, а на первый план выходят военные и спецслужбы. Причем, на другой стороне фронта, в Украине, происходят похожие события. Различные добровольческие формирования с разным успехом пытаются включить в состав армии и милиции.
Очень показательно соглашение о прекращении огня, которое было подписано в начале декабря между российским (Ленцов) и украинским (Аскаров) генералами. Это соглашение уже одобрили политические лидеры Донецка и Луганска, что неудивительно с учетом их зависимости от Москвы. Но более важно, что договоренности заключают представители государственных военных институтов – России и Украины. Это более предсказуемо, чем соглашения с участием командиров добровольческих формирований – махновцев.
Однако возникает вопрос – если Россия не готовилась и не готовится к войне, тогда зачем ей было нужно концентрировать поздней осенью войска около границ с Украиной, если верить заявлениям со стороны Киева и представителей Запада. Если такое и происходило, то
смысл, скорее всего, заключался в том, чтобы послать Киеву своего рода предупреждение, что не надо поддаваться соблазну реализации «хорватского сценария».
После того как все все поняли, они и договорились. Причем договаривались государственные власти России и Украины. Для этого в Киеве после всех потрясений этого года должна была укрепиться власть, а Москве нужно было разобраться с повстанцами в Донбассе. Обе стороны должны были ввести в русло каждый своих «махновцев», порожденных революцией и безвременьем.
Понятно, что сама ситуация, сложившаяся в этом году на территории Украины, выглядит весьма экстраординарной. Поэтому и решения принимаются в спешке, под давлением обстоятельств и общественного мнения, и выглядят они иногда сомнительно. Но в целом очевидно, что в Украине серьезно занялись переформатированием государственного устройства. Конечно, сразу
привлекает внимание назначение иностранцев на министерские должности в правительстве Украины
Американка украинского происхождения Наталья Яресько стала министром финансов, литовец Айварас Абрамавичюс министром экономразвития и грузин Александр Квиташвили министром по здравоохранению. Для этого президент Порошенко в срочном порядке предоставил им украинское гражданство. Кроме того, рассматривается вопрос о назначении грузинки на должность первого заместителя министра внутренних дел. Она была министром внутренних дел в правительстве Михаила Саакашвили и известна борьбой с коррупцией.
В российских СМИ это уже назвали попаданием Украины под внешнее управление.
Определенная логика в этом есть. Нынешние украинские власти, несомненно, оглядываются на Запад. Он обеспечивает их кредитами, оказывает поддержку во внешней политике. Киев явно сегодня во многом зависит от стран Запада. Естественно, что одной из задач, которые они могут поставить перед собой в нынешних условиях, заключается в том, чтобы переформатировать украинскую политическую систему, сделать ее более предсказуемой, более похожей на западные стандарты.
Потому что в прежние времена простое следование таким известным демократическим процедурам, как выборы, не обеспечивало стабильности всей системы. В условиях раскола общества то одна, то другая сторона выборным путем приходила к власти и стремилась к обеспечению ее монополии, как это получилось с Януковичем. В результате происходили революционные потрясения, как в 2004-м, а также в этом году. Возможно, что для того, чтобы система была более стабильна, нужно ее реформировать, изменить институты. Очень интересно о масштабах и глубине имеющихся у Украины проблем говорил известный грузинский либертарианец, один из авторов реформ в Грузии Каха Бендукидзе. Его весной пригласили консультировать власти в Киеве, но он скончался этой осенью. Но Бендукидзе наверняка успел разобраться в сути украинской системной проблематики, его рекомендации могут быть учтены в процессе реформирования Украины.
Собственно,
назначение на ключевые должности в украинском правительстве иностранцев говорит о том, что власти в Киеве серьезно настроились на реформы.
Неангажированные, не связанные с политической элитой страны технические специалисты – грузины, литовец и украинка американского происхождения, будут просто делать свою работу. К тому же они не должны будут оглядываться на необходимость соблюдать политические обязательства, в том числе популистского толка.
Свою роль сыграет и люстрация, она разрушает традиционные клановые связи внутри бюрократии. Но, что может быть более важно, затрагиваются связи внутри политического класса. Потому что вследствие наличия демократических процедур за последние 10 лет масса украинских политиков прошла через должности в бюрократии. Теперь многие из них оказались вне политики. Это очень интересная ситуация, новая для постсоветского пространства. Хотя Венецианская комиссия в начале декабря рекомендовала изменить украинский закон о люстрации, потому что он не соответствует западным стандартам.
В определенном смысле получается некая чистота эксперимента. Технические политики будут реформировать систему согласно некоей модели. При этом уже есть пример реализации такой модели – в Грузии при президенте Саакашвили. Хотя здесь есть много спорных моментов и неоднозначных результатов, но общая тенденция очевидна.
В Украине, как и в Грузии, будут реформировать юридическую систему, а также систему управления государством.
Цель здесь вполне понятна, чтобы Украина на выходе стала среднеевропейским государством, своего рода постсоветской альтернативой для России. Решение такой задачи поддерживают как внутри Украины, так и на Западе. Налицо некий консенсус, который важен, если власти в Киеве хотят все-таки провести заведомо непопулярные в обществе реформы. Для этого у них есть определенное время. Тот же Бендукидзе говорил, что жесткие реформы обычно проводятся в переломный момент истории, когда на них есть запрос. В стабильной ситуации, в условиях относительной демократии никто не будет рисковать своим положением в глазах избирателя.
Несомненно, что реформы в Украине будут крайне болезненными. Потому что придется отказаться от всех тех популистских обязательств перед обществом, которые вводило каждое новое правительство.
Естественно, что в этой ситуации для украинской власти не нужна новая война в Донбассе с риском вмешательства России. Киеву оказалось проще зафиксировать положение, поставить мятежные регионы в труднейшее экономическое положение. Они фактически оказались в блокаде. Таким образом украинцы сделали довольно сильный ход. Они поставили российские власти в трудную ситуацию.
России теперь надо принимать решение: что делать? Выбор возможных вариантов действия небогат. Можно или создать новое Приднестровье, что проще всего, или присоединить их к России, как это было сделано с Крымом. Но тогда в любом случае необходимо налаживать экономическую жизнь в Донецке и Луганске. А это означает взять на себя дополнительные расходы. В первом случае чуть меньше, во втором значительно больше.
Но второй случай уже явно не стоит на повестке дня. Похоже, что Москва хочет выйти из конфликта. Поэтому она не может идти на риск усугубления ситуации с санкциями со стороны Запада. Значит, нельзя присоединять Донбасс, но и вариант с новым Приднестровьем также имеет свои риски. Потому что создание Россией инфраструктуры, например, финансовой, в самопровозглашенных республиках будет означать формальное следование линии на отделение от Украины ее территорий. Это даст повод для новых санкций. В то время как Москва хотела бы этого избежать и вообще завершить эту историю. Но для этого надо договариваться с Западом, хотя бы на промежуточных условиях.
Поэтому встал вопрос о проведении нового раунда консультаций в Минске, которые должны были состояться 9 декабря, но были перенесены. Хотя позиции сторон выглядят непримиримыми, сам факт новой встречи – это явно результат давления извне. Москва надавила на повстанцев, а на Киев оказывают давление с Запада.
Но для этого Москве надо начать разговаривать с Западом. Собственно, это и произошло 7 декабря, когда французский президент Олланд по дороге из Казахстана неожиданно приземлился в Москве, где встретился с президентом Путиным. Данная встреча стала неожиданностью для всех наблюдателей. Хотя позднее в Москве многие аналитики говорили, что на самом деле встреча Путина и Олланда якобы планировалась несколько недель. По их мнению, она только выглядела неожиданной. Смысл таких заявлений вполне понятен.
Потому что для российской стороны выглядит не очень выгодно идея о том, что идея визита в Москву возникла в ходе посещения французским президентом Астаны.
Посредническая роль Казахстана в нынешнем конфликте России с Западом, хотя и вполне логична в данной ситуации, однако может показаться невыгодной сторонникам сильного российского государства.
Все-таки Казахстан всегда рассматривался в России в большей степени как младший партнер.
Указанная встреча Путина с высокопоставленным западным политиком Олландом, скорее всего, была необходима для того, чтобы восстановить прямой диалог между Россией и Западом. Потому что после встречи G-20 в Австралии, где Путину оказали крайне холодный прием, казалось, что все мосты сожжены. Тем более что у Москвы испортились ее традиционно хорошие отношения с Берлином.
Но в нынешней ситуации, когда в связи с падением цен на нефть и санкциями против России стала очевидной глубина кризиса для Москвы, нужно искать способ для возобновления диалога. В некотором смысле визит Олланда в Москву – это своего рода пряник для России, решение конгресса США предоставить право президенту на поставку Украине оборонительного оружия – это нечто вроде кнута.
В свою очередь, Россия после встречи с Олландом явно согласилась активизировать процесс урегулирования вокруг Украины. Отсюда строгое соблюдение сторонами перемирия с 9 декабря, первое на все время с подписания Минских соглашений в начале сентября 2014 года. Но Москва также применила свой кнут после решения американского конгресса, поэтому встречи в Минске не состоялись ни 9, ни 12 декабря. На них просто не явились представители повстанцев из Донецка и Луганска.
Характерно, что один из представителей повстанцев выразил готовность провести встречу в Астане вместо Минска. Это очень интересно в связи с последним охлаждением отношений между Москвой и после Минском запрета на поставки товаров из Белоруссии в Казахстан, без досмотра на российской таможне.
Но в любом случае, очевидно, что стороны ищут способ выйти из открытого противостояния. Причем Москва может быть заинтересована в этом даже больше Киева. По мере роста проблем России в экономике, решение конфликта надо искать как можно быстрее.
Статья любезно предоставлена журналом «Центр Азии».