Жизнь после чуда: как живет мальчик, выживший после удара током в 10 000 вольт?

22 января 2015, 7:36

36634

Четыре года тому назад в семье Кунанбаевых из Уральска случилась трагедия. Их десятилетний сын Данияр залез в трансформаторную будку и получил сильнейший удар — ток силой 10 000 вольт прошел через тело в пяти местах, оставив сильнейшие ожоги. Но вопреки всем прогнозам, благодаря заботе родителей, мальчик выжил, поправился и растет, будучи при этом полностью лишенным комплекса инвалида.

В семье Кенеса и Айгуль Кунанбаевых пятеро детей: 16-летная Камилла, 14- летние двойняшки Данияр и Даяна, 6-летная Малика и 4-летний Сагындык. Мама полностью занята воспитанием детей, отец работает по найму в строительстве и допоздна пропадает на работе. В день нашей встречи он приехал пораньше — в девять вечера, хотя обычно раньше одиннадцати дети его не видят. Раньше у них был свой частный дом, но пришлось уступить его родственникам, потом семья купила участок в поселке и начала строить свой дом. Все шло хорошо, пока с сыном не произошел несчастный случай.

«После удара подстанцию отключили через час. Все это время сын лежал там, а я смотрела на него…»

— Рано утром Данияр убежал играть с ребятами на следующую улицу. Там строился новый микрорайон и электрики установили трансформаторную будку. Несколько дней она была открыта, а рядом играли дети. Данияр нечаянно забежал туда, вместе с ним зашел и Арыстан, сын моей подруги, но старшая сестра Арыстана вовремя отозвала, а Данияр остался. Я высаживала рассаду в огороде. Вдруг дети прибежали ко мне с криками: «Тетя Айгуля, там Данияр в трансформатор залез, его током убило!» У меня первая мысль была, что он умер, я побежала, как была в одной ночнушке, не знаю, как очутилась там. Увидела, что мой сын лежит под будкой, искры в в разные стороны летят и никто не может его вытащить. Уже собрались участковый, соседи, пожарники никого не пускают, меня держат за руки. Сосед сразу поехал на подстанцию, а там ему сказали, что без разрешения руководства не могут отключить. Через час только отключили, когда позвонили электрики. Еще через час, скорая помощь приехала. Этот промежуток времени помню как в тумане, очнулась, когда его на носилки положили. Он весь почерневший, на себя непохожий, не могу смотреть на него, только взгляд не отрываю от его кроссовок, подошвы отвалились, все сгорело, дымится… Сейчас у него пальцев на ногах нет.

Его сразу отвезли в реанимацию, он еще был в сознании, что-то пытался мне сказать, потом ушел в кому.

— Пока Данияр в коме лежал, нам врачи говорили: «Вы понимаете, что если он выживет, то будет жить как растение? Жить под аппаратом, ничего не чувствовать! У него мозг как яичница сварился… Как минимум желудок у него точно нерабочий. Он будет мучиться, вы будете мучиться!» И тут же предложили: «Может, его отключить?» Мы приехали с мужем домой, рассказали все его старому отцу, тогда он был еще жив, он отругал нас и сказал:

«На все воля Аллаха, нет у вас права распоряжаться жизнью Данияра!»

— Мы с мужем были всегда маловерующими, даже атеистами, полагались только на себя, а в больнице сидели сутками, плакали и молились. Думали, что он не выживет, и когда сын на десятые сутки открыл глаза — для всех это стало шоком. Данияр проснулся и попросил пить, к нему подбежала медсестра Гуля, дала ему попить, он спрашивает у нее: «А где дедушка»? Она оглядывается по сторонам, руками разводит: «Какой дедушка? Здесь никого не было». Данияр настаивал: «Нет, приходил дедушка, протянул мне руку, и я проснулся».

Ток «пробил» Данияра по пяти направлениям: через желудок, голову, ногу и руки. Основный удар приняла правая рука — врачи пытались ее спасти, но тщетно:

— Я врачам говорила «отрезайте!», но пока они думали, гангрена руку захватила и ее полностью ампутировали. Три месяца мы с ним лежали, потом нас выписали с открытой раной на виске — ни мяса, ни кожи не было, был виден мозг, так страшно смотреть было. С больницы посылали запросы на операцию, но никто из врачей не взялся. Так нас и отпустили. Все, что мне посоветовали — делать фурацилиновые перевязки. Я промывала рану по несколько раз в день, а гноя становилось еще больше. Я все плакала тогда: у нас в частном секторе и пыль, и мухи, вдруг он инфекцию подцепит?

— Когда Данияр открыл глаза, нам стало легче, надежда появилась. Весь день я проводила с ним, не отходила от него, а ночью уезжала домой. Младший Сагындык был грудной, меня ждал, я между двумя сыновьями разрывалась. Приеду, детей помою, накормлю и с мужем огород всю ночь копаем, картошку сажаем — у нас ведь еще дети есть. Как бы все ни складывалось, жизнь продолжается. Понимали, что раскисать сейчас нельзя, если расслабимся, то время потеряем, а детей кормить надо. И если Данияр в себя пришел, значит, он выживет, значит, Всевышний так распорядился, значит, дать жизнь во второй раз входит в его планы…Было как-то спокойно на душе. А утром рано на такси я до проверки успевала в больницу приехать, и вот так в течение трех месяцев прожила в бешеном ритме.

Через два месяца, как выписали Данияра с открытой раной, к соседям Айгуль приехали американцы — с визитом в летний лагерь для детей-инвалидов.

— Среди них была женщина по имени Бетен, она увидела Данияра и позвала нас познакомиться. И когда узнала, что никто не берется сделать операцию Данияру, пообещала, что сама найдет врача. Вначале предложила поехать в Штаты, но как мне оставить четверых детей? Но когда нашла врача в Алматы в больнице №5 в отделении челюстно-лицевой хирургии, я поехала, уже не сомневаясь. Деваться было некуда, Данияр совсем стал плохо себя чувствовать. Она собрала пять тысяч долларов, оплатила нам перелеты и проживание на полгода. Там в больнице ему закрыли рану и ему стало легче.

Пока Айгуль с сыном была в Алматы, за старшую в доме была 12-летная Камилла, а самому младшему Сагындыку было всего четыре месяца. Она ему заменила маму. Когда через полгода приехала Айгуль, он ее не узнал.

— Самое трудное было, когда у Сагындыка зубки резались, — рассказывает о своей «маминой» доле Камилла. — Ночами не спали. А так он думал, что я и есть мама, слушался меня. Я кормила его тем что приготовлю. Что-то было недоваренное, что-то недожаренное, вот тогда я научилась готовить… Бывало, нам деньги нужны, а папа пропадал на работе. Мы с Даяной наберем с нашего огорода огурцов и помидоров полную тележку и идем продавать к двухэтажным дачам. У нас спрашивают, сколько стоит, я говорю «не знаю, сколько дадите», они засмеются и дают самое большее тысячу тенге, а мы радуемся, бежим покупать продукты. Мы же не знали, сколько на самом деле это стоит.

— Это сейчас смешно, а знаете, как я плакала, разрываясь между детьми? — перебивает ее мама. — У моих девочек детства не было, мы шесть операций перенесли, я же все время пропадала. Сейчас нам с Данияром снова надо ехать, и когда у меня родные спрашивают: «А детей на кого оставишь?», я им отвечаю: «А где вы были, когда я их совсем маленьких одних оставляла»?

Кенес с трудом вспоминает то время, когда сыну было особенно плохо. С тех пор, как с Данияром это случилось, он замкнулся в себе и стал немногословным.

— Я сидел в больнице и задавал вопросы: «Почему именно мой сын? Почему такие мучения? Что я сделал не так? Кого обманул и где ошибся?» Сейчас сыну нужна операция на череп, у него некроз тканей на виске расширяется, а я не знаю, как еще мне заработать, да и где вообще найти такого специалиста, который смог бы мышечную ткань наложить и пластинку вставить. Но все же я надеюсь и верю. То, что Данияр выжил — это уже чудо, а значит, будут еще и другие чудеса.

— Знаете, что самое интересное в ситуации с Данияром? — задает мне вопрос Айгуль и сама же отвечает. — То, что я постоянно ощущаю присутствие высших сил. Вот например, американка Бетен рассказала мне, что они летели в другой город, но у них по пути сломался самолет и они сделали вынужденную посадку в Уральске. И чтобы время скоротать, они решили навестить свою знакомую, которая оказалась моей соседкой, и в это же время Данияр решил немного прогуляться. Бетен мне так и говорит: «Это Бог нас привел, чтобы мы помогли твоему сыну!» Если бы они в тот момент не появились, я даже боюсь думать, что было бы с Данияром. Бетен оказалась очень верующей женщиной и рассказывала мне много об Иисусе.

Один имам случайно услышал это и мне на казахском говорит: «Ты предательница, веру свою продала!»

Я ответила: «Какая разница, как Бога зовут, если он помогает моему ребенку не умереть!»

Пока мы общаемся с Айгуль, на кухне Даяна и Данияр готовят уроки, используя для этого мамин смартфон, специально купленный для этих целей. Данияр старше Даяны на пять минут, и они очень дружны между собой.

— А как вы решаете споры? По старшинству? — спрашиваю я у них.

— Не по старшинству, а по силе. Кто посильнее ударит, тот и прав, — смеется Даяна.

— Смотрите, как я умею рисовать! — к нам подбегает сидевшая до этого тихо Малика. — Это кошки, а вот это принцесса, то есть я! — звонко кричит она. Малика всеобщая любимица, почему-то рисует всех своих героинь похожими на Даяну.

Дети тоже помнят тот трагический день. Когда Даяна увидела, как Данияр лежит под трансформатором, она несколько часов просидела неподвижно в глубоком шоке. Увиденная картина запомнилась ей на всю жизнь.

— Я ей тогда говорила что-то, толкала, но она даже не шевелилась, не реагировала, даже не плакала, — рассказывает Камилла.

Мама продолжает:

— Все мои дети дружные, но за Данияра Даяна больше всего переживает, даже мне не дает его ругать, а сама может. Вроде как она имеет право, а я — нет. Они двое, как одна неразрывная ниточка.

Жалость опасна

Первые два года у Айгуль была сильная депрессия. Но психолог посоветовал не делать из Данияра морального инвалида.

— Я могу ему сказать: «Данияр, иди мусор вынеси, ведро вылей, пропылесось дома, в магазин сходи». Необходимо, чтобы он учился для себя, чтобы не пытался вызвать жалость у людей и не стал иждивенцем.

Сестры помогают Данияру в тех делах, когда нужны две руки, но со многими вещами он справляется сам. Сам Данияр ничего не помнит о трагедии и сейчас живет обычной жизнью подростка-восьмиклассника, только с ним учительница на дому занимается. У него есть любимая книга о динозаврах, которую он перечитал много раз. В будущем он хотел бы стать ученым-палеонтологом. Но у мамы другие планы:

— Раньше, пока у нас еще работал компьютер, Данияр сам закачивал и устанавливал программы, находил нужную информацию в интернете, печатал быстро одной рукой. Думаю, есть смысл пройти ему какие-нибудь компьютерные курсы и в будущем работать удаленно. Я дочерям говорю: «Заботьтесь о своем брате, даже когда вы вырастете. Мы не всегда будем с вами, а ему всю жизнь жить с этим».

Никто не хочет отвечать за трагедию

Как ни странно, виновных в этой трагедии так и не нашли — кто и почему оставил открытую и подключенную электробудку без внимания?

— Я несколько раз обращалась в прокуратуру, даже писала письмо президенту — не помогло. Уголовное дело то закрывают, то открывают. В «Жайык – Жарык» говорят: «Мы трансформатор не приняли, за него не отвечали на тот момент». В общем, концов не сыщешь. В качестве отступных бывший директор энергосети предложил нам миллион тенге, но мы отказались из принципа. Значит, мучения моего сына стоят миллион тенге?

— А не жалеете сейчас, что не взяли?

— В этой ситуации деньги не важны, я просто хотела, чтобы нашли виновных, чтобы кто-то ответил за то, что сделали моего сына инвалидом. Но сейчас у нас нет времени ходить по судам, мы по-прежнему боремся за Данияра. Сейчас у нас две задачи, план-минимум — найти хотя бы 150 тысяч тенге на поездку, ведь через месяц нам снова ехать на плановое обследование в Алматы. Лечащий врач мне говорит: «Вы — мать, ищите, экономьте, копите деньги, хоть из-под земли найдите, а Данияра привезите, если что-то случится, сами виноваты будете!» И план максимум — найти врача, способного сделать операцию на височную часть.

Финансовое положение семьи сложное, общий доход семьи составляет всего 120-140 тысяч тенге. За последние четыре года у семьи накопились пять кредитов на сумму примерно в 400 тысяч тенге в двух банках. Сейчас у них идут просрочки, так как в зимнее время Кенес зарабатывает меньше. Все заработанные отцом деньги идут на продукты, одежду для детей и стройматериалы. Данияру как инвалиду с детства положено 17 тысяч тенге. А если сложить пособия, которые Айгуль получает как многодетная мать и по уходу за инвалидом, то получится всего 24 тысячи тенге.

— А что толку от этих денег? Я подержу их в руках и сразу бегу оплачивать кредиты, взятые на лечение Данияра, — говорит Айгуль. И продолжает: — Как мне повезло с мужем! Такой трудолюбивый и ответственный, другой бы давно спился бы или бросил семью, а мы стали лучше понимать друг друга. У каждого из нас своя работа. Я детей воспитываю и за Данияром ухаживаю, а он деньги зарабатывает. После работы приходит и еще находит силы стройкой дома заниматься. Многие наши уезжают на заработки в Актау или Атырау, но без моральной помощи Кенеса я одна не справлюсь.

За четыре года у Данияра из всех многочисленных друзей остался только один друг Арыстан и сестренка. Данияр по-прежнему хочет ходить в школу, как все дети, но хирург не разрешает ему посещать занятия и сами учителя опасаются брать ответственность за такого ученика.

— Три месяца тому назад в Алмате нам сделали томографию головного мозга, — Айгуль показывает мне снимок и зачитывает: «Кора и белое вещество головного мозга дифференцированы правильно, очагов патологии не выявлено, срединные структуры не смешаны, третий и четвертый желудочки не расширены, боковые желудочки симметричны и не расширены». У него мозг в идеальном состоянии! Кроме внешних дефектов головы и отсутствия руки, он обычный, здоровый мальчик!

Пока готовится ужин, Камилла украшает самодельными абажурами потолки в неоконченной ванной. Она в семье самая творческая личность, постоянно что-то рисует, вырезает и учит этому младших.

Айгуль вспоминает, что деньги на сантехнику им привез один мужчина:

— Заехал к нам, сказал, что узнал про Данияра через местный фонд «Жулдыз». И протягивает мне деньги, говорит, потратьте на что вам необходимо. Я растерялась и спрашиваю, как его зовут, а он уже выбегает и кричит, что опаздывает на поезд. Мы привыкли эти четыре года сами как-то справляться, а тут добрый человек узнал, не поленился приехать к нам из города. Если он прочитает этот репортаж — говорим спасибо ему большое! Раньше были попытки обратиться за помощью, а теперь ни у кого не хочу просить, злые люди ведь всегда найдутся, которые скажут, вот, нарожала детей, о чем думала? Я уже слышала такое в свой адрес.

Но детям эти родительские печали пока малопонятны. Пока мы говорим, Малика вдруг начинает петь — она счастлива, ведь сегодня папа пришел пораньше, до того как она уснула. И поет восхищенно на весь дом:

— Жила-была семья, а в ней были три принцессы и два принца, папа-король и мама-королева!

Мама, улыбаясь дочкиной радости, комментирует:

— Однажды она вернулась из школы и говорит: «Мама, а мы настоящая полноценная семья, ведь мы семь — Я!» А я только кивнула: «Да, дочка, так и есть!»