23-летний Серик Кенжебеков не ел и откладывал деньги ради того, чтобы подать в суд на маму. На 5-й день после рождения она передала его в детдом и все эти годы мальчишка хотел узнать — почему? Но когда нашел ее, она лишь упрекнула: «Зачем ты меня позоришь?»
Судебный процесс окончен, создан судебный прецедент: выпускник детдома отсудил у своей матери 300 тысяч тенге за моральный ущерб, полученный в детстве. Серик победил, но мама сбежала — не хочет платить. А мы провели с безработным и бездомным, но принципиальным и открытым парнем один день. Один день жизни человека, который нашел свою мать, чтобы услышать злые слова — и жить с этим дальше.
Обычное утро Серика начинается, когда солнце уже всходит высоко. Четвертый месяц у него финансовый кризис: с прошлой работы, где он работал грузчиком, его сократили, теперь ночью он подрабатывает охранником на автостоянке за городом, подменяет иногда друга, за смену получает тысячу тенге, на то и живет. «Это не жизнь, а выживание!» – резюмирует он. «Хорошо, есть свой угол, хоть и временный», — завершает мысль на оптимистичной ноте.
В прошлом году государство выделило ему 18 квадратных метров в общежитии семейного типа:
– Я шесть лет жил на улице, ночевал в подъездах, в старых машинах друзей, бегал от полицейских на вокзалах, а когда работал – платил 500 тенге за место в гостиницах, если удавалось задешево договориться. Часто ходил в Дом юношества, где предоставляют жилье сиротам после выпуска из интерната, но там не было свободных мест, и наконец, мне выделили эту комнату. До 29 лет я имею право ее занимать, но в принципе, комнату могут отнять в любое время…
— Мне стыдно за то, что я так живу. Я безработный и мне сложно найти даже стабильную, низкоквалифицированную работу. Мне обещают — «мы вам позвоним» и не перезванивают, а все потому, что я детдомовец…
Прежде чем позавтракать, он тщательно пылесосит и аккуратно расстилает на палас салфетку, заменяющую скатерть. Когда Серик заехал сюда, это была пустая комната, большую часть мебели и телевизор он купил сам, а что-то принесли друзья, даже люстру подарили, так что даже у него вполне приличная обстановка.
— Хотите свой шкаф покажу? У меня все аккуратно, я даже не готовился, — и распахивает дверцы. И заодно демонстрирует любимые джинсы.
Про маму вопрос тяжелый и неприятный, Серик не может спокойно рассказывать о ней.
— Она забеременела в 16 лет, приехала в Алмату во второй роддом, родила и на пятый день написала на меня отказную, выбросила как вещь!
Серик протягивает копию заявления и, пока я вглядываюсь в строки, он наизусть произносит: «Я, Кенжебекова Перизат, 1975 года рождения, отказываюсь от ребенка Серика, без крыши над головой, обманутая, уеду куда-нибудь на Север».
— На самом деле она уехала в Тараз, — продолжает Серик, — и вскоре вышла замуж, как новенькая, — тут он останавливается и поясняет: — Будто бы и не рожала, будто бы и не было у нее сына! И сейчас у нее две дочки, одна замуж вышла, вторая еще учится. А про меня позабыла, а ведь у меня ведь тоже есть чувства и сердце. Пока я воспитывался в детском доме, она заботилась о других своих детях.
— Когда мне исполнилось семь лет, меня направили в третий интернат для детей- сирот, это интернат для умственно отсталых детей. Ну, вообще-то я не похож на такого, наверное, тогда бы я не ходил бы на телевидение и не искал свою маму. Хотя там и были постоянные разборки между ребятами, в целом жилось не так уж плохо, хуже всего было не наедаться. Оказалось, повара по вечерам выносили продукты домой. Я пошел один раз директору жаловаться, а она мне говорит: «У них маленькая зарплата». Но как можно отнимать у сирот? Хорошо хоть воспитатели ко мне относились по-человечески, я просыпался, а под подушкой конфета или печенье лежит.
Серик закончил школу в 2007 году, взял документы и ушел, можно сказать, в никуда:
— Когда мне выдали свидетельство о рождении, увидел там, как зовут мою маму. Через знакомых достал адресную справку, нашел другие документы, вплоть до РРН и ИИН, и пошел на передачу на «Хабаре», «Бармысын баурым». Это было шесть лет тому назад. Тогда никто не откликнулся, и я на время прекратил поиски. Позже выяснилось, что она меня видела, но не позвонила, потому что не нужен был ей я…
— Я с друзьями в церковь хожу, там думаю о разных вещах. Не могу утверждать, что жизнь у меня плохая, хотя у меня были не очень хорошие моменты. Но даже если плохое произойдет, я ничего не теряю, а с другой стороны, у меня есть кое-что бесценное – моя жизнь. Поэтому я радуюсь ей, я ее люблю. Думаю, если мы живем на этом свете, значит мы это заработали, потому что есть такие дети, которые погибают еще внутри матери. А почему делается аборт? Потому что он не должен родиться. Но если мы родились, то должны жить. И если я до этого времени еще живу, значит кому-то надо, чтобы я жил…
— Может быть, Богу? — уточняю я.
— Да, ему нужна моя жизнь, и мне тоже.
У Серика сегодня в планах купить продуктов на базарчике возле дома. «Там намного дешевле, чем в магазине», — объясняет он. Другое его желание — покататься на катке.
— У тебя есть лишние деньги?
— Нет. Постоянно мимо проходил и смотрел, мечтал научиться кататься. Набрался смелости, подошел, объяснил свою ситуацию и попросил бесплатно покататься один час, чтобы хотя бы попробовать. А они сказали: «Хоть каждый день приходи, жалко что ли».
— После того, как я ушел из интерната, сменил круг общения, нашел себе хороших друзей и знакомых, которые входили в мое положение. У меня ведь не было прописки и только школьное образование. Меня устраивали на работу по знакомству, на доверии. Я и раньше подрабатывал, когда еще учился в старших классах, искал работу самостоятельно. Два раза в неделю после уроков ездил в микрорайон «Жулдыз» мыть подъезды, за это получал три тысячи тенге в месяц, это тогда были хорошие деньги, оплата за проезд в автобусе была 15 тенге.
— Поначалу три года работал официально грузчиком в военной организации по снабжению, на руки получал 35 тысяч тенге, а после года работы мне выделили вагончик. Я хорошо зарекомендовал себя, не воровал, старался выполнять все поручения, первым приходил, последним уходил. Я так ответственно отношусь к своей работе, потому что нельзя было подводить людей, поручившихся за меня. Понимаю, что к детдомовцам недоверчивое отношение, но, с другой стороны, оно часто оправдано. Детдомовцы думают, что им должны все помогать, им все обязаны и не умеют элементарно работать и из-за такого подхода к жизни чаще всего оказываются в тюрьмах… С той работы мне пришлось уйти: приехала комиссия, а я — без прописки, и меня уволили.
— В «Маслоделе» работал упаковщиком, в турецкой компании — грузчиком, самая максимальная зарплата была 60 тысяч. Одно лето я прожил в машине друга, а когда холода наступили, платил за место в дешевых гостиницах по 500-1000 тенге, тогда это были деньги. А если не было денег, то ночевал в подъездах. В магазине просил картонки и находил более-менее чистый подъезд. Но при этом всегда опрятно и аккуратно выглядел, в бани ходил, к знакомым раз в неделю ходил стираться. Хоть и не было у меня своего дома, никогда не выглядел, как бомж.
— Несмотря на то, что я вырос один, у меня душа открытая, для меня не существует разницы, бедный или богатый, христианин или мусульманин. Если вдруг кто-то попросит моей помощи, я не откажу, во мне нет злости. Есть только один человек, на которого я злюсь. Мама. Меня спрашивают: «Она же твоя мама, как можно так?» А как она могла жить спокойно, будто меня не было, выкинуть, родить еще детей и быть им мамой? Мы все в интернате ждали своих мам, меня часто забирали временно пожить в других семьях, но я даже не думал называть чужих мамой, я ждал ее! А сейчас я вырос, не нуждаюсь в ней, но не могу ее простить.
— В этом году я снова начал искать и пошел на телевидение, где рассказал свою историю, — продолжает рассказ Серик. — Мне позвонили ее родственники и стали упрекать, зачем я ее позорю на всю страну, ты кто такой, откуда появился, у казахов такое не принято говорить. И под конец закончили угрозами, что найдут меня и поговорят по-другому. Потом она позвонила со скрытого номера, что-то рассказывала, пятое-десятое, внятного я ничего не услышал. Ни раскаяния, ни сожаления.
Мама позвонила и просто задала вопрос: для чего я ее так опозорил?
И тогда я пошел на принцип. Если я детдомовец, то значит, меня можно унижать, угрожать мне? Значит, я не человек? И решил действовать по закону. Прочитал Гражданский кодекс, нашел частного адвоката, который помог мне на безвозмездной основе, подготовили документы и подал в суд. Два суда прошли в Таразе, я сэкономил на продуктах и съездил туда. Адвокат ходатайствовал, чтобы ей выписали принудительный привод в суд, и я сам ездил вместе с конвоем к ней домой, хотел ей в глаза посмотреть, узнать от нее, кто мой отец и почему так получилось. Но ее так и не нашли. Родственники сказали, что ее не видели, что она пропала. В качестве компенсации за моральный ущерб я подал иск на 5 миллионов тенге, но судья сказал, что она не работает и поэтому снизили сумму до 300 тысяч тенге. Решение уже вступило в силу, и теперь я дожидаюсь третий месяц исполнительного листа суда.
— Это, конечно, нестандартный поступок. А знаете, почему я это сделал? Потому что мне хочется устыдить всех женщин, бросающих своих детей. В нашей стране много сирот, поэтому пусть такие матери-кукушки призадумаются прежде чем отказываться от своих детей. Я сделал это не ради денег, а для того, чтобы они поняли, что рано или поздно все ошибки выйдут наружу, рано или поздно брошенные дети вырастают, и наказание возвращается бумерангом.
Серик готовит обед и рассказывает:
— Ко мне друг пришел и просит: «Приготовь то, что ты обычно кушаешь». Я приготовил рис с тушенкой, ему понравилось, все съел, ничего не осталось. Мой секрет готовки прост: я не тороплюсь, с душой делаю. Бывает, иногда ешь что-нибудь и чувствуешь, что приготовили автоматически, для того, чтобы отвязаться.
Пока готовится его фирменное блюдо, он наряжает купленную елочку. Уже второй новый год он справляет в своем доме, пусть хоть и временном.
— С друзьями будешь?
Он отрицательно качает головой:
— Это все-таки семейный праздник, а у меня нет семьи.
— Ты здесь вместе с президентом? – указываю на фото в рамке.
— Нет, мы просто из одного рода, шапырашты, и я хочу достичь хотя бы половины того, что у него есть.
— Какие еще у тебя желания?
— Раньше я хотел выучиться на электрика в каком-нибудь хорошем колледже, ходил на Тимирязева-Жарокова документы сдать, но мне сказали, что я, 23-летний парень, не могу учиться наравне с 15-18 летними. Теперь хочу стать адвокатом, поступить на юридический факультет еще не поздно. А еще у меня есть мечта, чтобы была у меня видеокамера. Хочу снять о себе фильм, рассказать о своей жизни, буду сам играть главную роль.
— Я умею придумывать смешные сценки, которые были бы интересны зрителю, у меня всегда настроение позитивное, — и увидев, как длинные шнурки ботинок фотографа лежат на полу, тут же демонстрирует чувство юмора: — Ваши шнурки так и тянутся к вам!
— Но у тебя плохая дикция…
— Ну и что! Наверное, это можно исправить. Я каждый день переписываю несколько страниц стихов, чтобы улучшить свой неразборчивый почерк, наверное, и дикцию можно исправить. Вообще много, что можно исправить, если захотеть.
— Мне друзья говорят: «Серик, ты неисправимый оптимист!» А я удивляюсь: «А как быть по-другому?»
Фотографии Владимира Третьякова.