Заповедник Гхана, что близ Бхаратпура в штате Раджастхан, небольшой, но богат обитателями. Особенно зимой, когда на местные болота прилетают с далёкого севера неисчислимые стаи пернатых. Собственно, наш Казахстан — это «далёкий север» для Индии. Всё на этой круглой планете относительно.
Так что всю эту пернатую братию я в ещё большем изобилии видел в дебрях Прибалхашья или на Алаколе. Но тут, в индийском заповеднике, на каждую птаху приходится по туристу с огромным биноклем или фотокамерой, снаряжённой полуметровым объективом. А у нас можно неделями находиться со всей этой «пернатой сволочью» наедине. (Интересно, почему же все эти орнитологи-любители из Европы стадами прут в Индию и игнорируют наши раздолья, которые, судя по бодрым рапортам чиновников, давно испытывают истинный туристический бум?)
Для путешествия по заповеднику я нанял местного проводника (по совместительству велорикшу) – сикха Гурдиба. На его старинном велоагрегате мы и отправились к старту нашей пешей экскурсии — длинной аллее, обсаженной огромными деревьями джамун. Гурдиб меланхолично крутил педали, изредка оживляясь и указывая мне на какую-нибудь пташку.
— Кова! — называл он на хинди.
— Ворона, — переводил я по-русски.
— Бугля!
— Цапля…
[gallery ids=»48290,48291,48292,48293,48294,48295,48297,48298,48299″]
Видя, что штатное зрелище не производит на меня должного впечатления и рассчитывать на дополнительный бакшиш при таком раскладе трудно, Гурдиб-сингх обернулся ко мне и, перейдя почти на шёпот, поинтересовался:
— А не хочет ли сэр увидеть питона?
Мне как-то сразу привиделись те полузамученные змеюги, которыми прельщают туристов местные дрессировщики.
— Натурального? – сэр, конечно же, не помнил, как по-английски «дикий». – Ужасного?
— О-о-о! – Глаза проводника округлились. – Ужасного! Большого!
— О’кей. Сэр хочет смотреть питона!
И мы отправились искать питона…
Не знаю, как ты, читатель, но я в детстве был нормальным советским ребёнком. И как каждый нормальный советский мечтал хоть ненадолго очутиться в Джунглях, рядом со свободными волками, пантерой Багирой, медведем Балу и, конечно же, питоном Каа. Словом, побыть в голой шкуре Лягушонка Маугли, которого все мы тогда знали не столько по Киплингу, сколько по «Союзмультфильму».
И вот, детская мечта близка к реализации. Я в настоящих индийских джунглях. Иду искать этого самого Каа.
Джунгли северной Индии несколько отличаются от тех сочных и смачных лесов, которые представляются по книгам и голливудским страшилкам. В сухое время года они пересушены, переполнены пылью, и каждый шаг с тропы сразу же наполняет пространство оглушающим шорохом опавшей листвы. Недаром в науке эти леса называют хоть и тропическими, но листопадными.
Если вы ждёте перечисления произраставших вокруг деревьев, то напрасно. В Индии насчитывается 45 000 различных растений, из них 500 растёт только тут и нигде более. Так что те названия, которые озвучивал мне верный проводник, не скажут вам ничего (как не сказали и мне). К примеру, что такое дерево сырс? Вы не знаете? И я не знаю, хотя такое название рядом с десятком других и записано у меня в блокноте.
Единственным знакомым растением оказалась мимоза. Но это вовсе не тот средиземноморский кустарник, увенчанный стыдливыми жёлтыми соцветиями, желанным подарком к 8 марта. Тутошняя мимоза может одаривать букетами только самых любимых женщин самых рисковых мужчин. Это огроменное дерево если и цветёт, то где-то на двадцатиметровой высоте.
Впрочем, джунгли, поначалу слегка разочаровавшие, вернули свой авторитет сразу же, как только мы сошли с дорожки под их сухую, но таинственную сень. Своей чуткой мауглевой шкурой я почувствовал, что в мою пятку что-то со смаком вонзается. И это было странным, потому что, несмотря на перевоплощение, я вовсе не думал разуваться и шариться по местному лесу босяком. При рассмотрении оказалось, что толстая подошва ботинок насквозь пробита стальным шипом сухой ветки, на которую я по халатности наступил. Ещё немного и он с такой же лёгкостью прошил бы и пятку до самой кости.
Вытащив с помощью Гурдиб-сингха занозу из моей подошвы, мы отправились дальше. Но уже гораздо осторожнее. Неожиданно впереди послышался шум. Кто-то большой и нахальный пробивался сквозь сухой подлесок навстречу нам. Проводник застыл, знаком призвав к тому же и меня. Шум нарастал. Если это был обещанный питон, то, судя по производимому шуму, сам киплинговский Каа, по сравнению с ним, должен казаться вульгарным земляным червяком. Все вскоре разрешилось. Из зарослей показалось небольшое стадо антилоп-нильгау, которые, заметив наконец нас, тут же всполошились и с удвоенным треском кинулось обратно.
Антилопы нас не интересовали. Мы шли искать питона, и потому отправились своим путём.
Вскоре впереди опять послышался шум. Мой Гурдиб-Узала вновь застыл в позе учуявшей зверя легавой. Но лишь на мгновенье. Навстречу нам из лесу вышел другой отряд, состоящий из такого же проводника-сикха и гордого американца с породистым носом (с таким Кукрыниксы любили рисовать «дядюшку Сэма»), украшенным свежими царапинами. При виде встречных у меня появились сомнения.
-Простите, — спросил я американца, пока наши проводники о чем-то переговаривались на хинди, — вы тоже ищите питона?
-Да! – В его взгляде отобразилось одновременно удивление, радость и высокомерие.
-Вы видели его?
-Нет…
Ну что ж, нет так нет. В конце концов, если это даже местный вариант национальной индийской игры с целью выманивания бакшиша из туристов, то мне всё равно это нравилось. Если это игра, я взглянул на своего озабоченного проводника, то игра очень хорошая. За неё не грех и заплатить пару сотен лишних рупий…
И мы вновь отправились лесом по пыльным тропам и шуршащим листьям. Вдруг сверху послышался какой-то недобрый гул, и Гурдиб тут же втянул голову в плечи. Я инстинктивно последовал его примеру и искоса посмотрел вверх. В ветвях над нашими головами шевелилось что-то мохнатое и непонятное. И только присмотревшись пристальней, я понял, что над нами огромное гнездо диких пчёл. Размеры его были никак не менее метра в длину!
Тут же вновь вспомнился сюжет из «Маугли», в котором с помощью таких вот пчёл герой избавляет родной лес от красной напасти. Впрочем, эти пчёлы вели себя мирно и аккуратно. Но кто знает, что у них на уме? Дабы не привлекать лишнего внимания, мы осторожно прошли опасное место и пошли дальше. Искать своего Каа.
Но питона не было. Были ещё антилопы. Пятнистые олени – «читал». Невидимые термиты с их огромными глиняными жилищами – настоящими готическими замками. Бессчётное количество пернатых (Гхана, как никак, заповедник птичий). Всяких там бакланов, аистов, цапель, колпиц, пеликанов, зимородков. Изящных птиц-змей с гибкой змеиной шеей на утином туловище. Но питона не было…
Мы несколько раз подходили к зловещим норам, окрестности которых были усеяны белыми костями. Обнаружив рядом с одной из них солидный комок скомканной змеиной кожи, «выползок», оставшейся от линьки, я умерил свой скепсис насчёт сокровенных устремлений моего проводника. Но питона не было…
Встретились даже несколько браконьеров. Как обычно, это были окрестные крестьяне, зелёные поля которых со всех сторон окружают этот небольшой кусочек заповедной земли. Они перелезали через забор и ломали тут, в резервате, сухие ветки для своих нужд. Но питона…
А потом он появился! И не один. Как по заказу. А скорее – по команде солнечных лучей, прогревших к полудню остывшую за ночь землю. Зима всё же! Сначала мы нашли двух гадов в густых зарослях кустов. Но подойти к ним близко не удалось. Как тихо мы не ступали. Змея – это почти сейсмограф, улавливающий малейшие колебания земли всем своим телом. Не подпустив даже на расстояние снимка, оба питона тихо и изящно ускользнули в норы.
Потом нам попался ещё один родственник Каа, к которому удалось приблизиться ближе. Последний же, распаренный солнечными лучами и расслабленный хорошим обедом (об этом свидетельствовало вздутие посередь изящного тела) вообще подпустил вплотную.
Это был четырёхметровый змей, вполне уверенный в своих силах, и поэтому не очень-то взволнованный приближением каких-то «лягушат». Странно, но рядом с этими гигантом вовсе не испытывалось того инстинктивного страха, который пронзает, если натыкаешься на маленькую гадюку или даже ужа. Когда, наконец, наскучив нашим вниманием, питон неспеша начал всасываться в свою нору, я, вконец обнаглев, попытался ухватить его за кончик хвоста. Хвост был мягким и тёплым. И сильным — таким, что если бы у меня и была стальная хватка, то он, наверное, втащил бы меня в нору за собой.
И всё таки в этот день мне не удалось избежать укуса. Правда, Каа тут был уже не при чем. Как последнюю красную собаку меня покусали дикие пчёлы, на очередной рой которых мы наткнулись на обратном пути, обходя полувысохшее болото с пеликанами. Пчёлы роились, а это время, когда они очень нервные и с ними лучше не заигрывать. Потому-то, когда мы почувствовали, что сейчас нас будут кусать, мы без ложной патетики взяли руки в ноги и рванули по полям и лугам, вдаль от зоны национального интереса этого роя.
Честно говоря, когда я ощутил первый укус в шею, то подумал о плохом. Во-первых, у пчёл есть дурацкая эволюционная привычка набрасываться всем скопом «по первому жалу» (воспринимая его как сигнал к атаке). Во-вторых, про силу яда диких пчёл чего только не рассказывают.
Но все обошлось. В малых дозах пчелиный яд — это всё же лекарство. В общем, вынимая из себя с помощью Гурдиба (заслужившего свой бакшиш) застрявшие жала, я был вполне счастлив. Что такое несколько пчелиных укусов в сравнении с воплощением детской мечты? Побыть в шкуре Маугли.