Минские встречи: прорыв в мирном процессе или перерыв в военных действиях?

Подписание соглашения о перемирии в Минске между сторонами украинского конфликта, естественно, еще не означает его завершения.  Однако оно демонстрирует, что все стороны противостояния вплотную подошли к красной черте,  за которой им предстояло принимать крайне сложные решения.  В первую очередь это имеет отношение не к самим украинцам, а к России и странам Запада.

Москва выложила на игровой стол свою последнюю козырную карту – судя по всему, в августе она пошла на прямое вмешательство, применив свои регулярные вооруженные силы во внутреннем конфликте в Украине. Хотя в самой России упорно отрицают этот факт, но, похоже, у всех остальных он уже не вызывает сомнения. И дело не только во многочисленных свидетельствах, в том числе относительно случаев гибели российских солдат в ходе неизвестных инцидентов. Скорее вопрос в том, что военный разгром украинской армейской группировки не мог быть осуществлен полупартизанскими отрядами повстанцев-сепаратистов, которые еще в начале августа с трудом удерживали свои позиции в некоторых городах Донецкой и Луганской областей.

В результате Москве удалось переломить ход гражданской войны и нанести поражение украинским войскам. Но после первых успехов все равно вставал вопрос: что делать дальше?

Очевидно, что нельзя было вести дальнейшее  полномасштабное наступление с использованием российских войск вглубь Украины. Например, для того, чтобы захватить территории, прилегающие к Крыму. Хотя такое решение напрашивалось, если уж Москве все равно пришлось вводить войска в Украину. Потому что сухопутный доступ к Крыму позволял обеспечить стратегическую устойчивость российского обладания этим изолированным от остальной России полуостровом.

Если же Москва собиралась кардинально идти на разрыв отношений с внешним миром, то тогда логично было бы занимать всю территорию украинского Причерноморья с тем, чтобы выйти к Приднестровью. Потому что в противном случае, судьба этой непризнанной территории повисала в воздухе в связи с подписанием Молдовой и Украиной соответствующих соглашений с Евросоюзом. Многие радикально настроенные российские политики призывали именно к этому сценарию.

Но Москва не могла пойти на этот шаг. Просто на каком-то этапе такого масштабного наступления стало бы невозможно отрицать участие российской регулярной армии. Кроме того, растущие потери в армии, особенно среди солдат срочной службы, могли бы спровоцировать рост недовольства среди военных и населения. Война без юридического статуса обрекала семьи погибших и раненых на большие проблемы в будущем.

Немаловажно также, что наступление могло встретить более ожесточенное сопротивление. Пришлось бы окружать и штурмовать города — не только Мариуполь, но и такие как Херсон и Николаев. Это потребовало бы больше войск и привело к большим потерям в армии, также пострадал бы и имидж России как внутри страны, так и за ее пределами.

Здесь интересно, почему Россия отрицает факт участия своей регулярной армии. Хотя, казалось, еще недавно у президента Путина было на руках решение Совета Федерации о праве использования войск в Украине. Возможно, что дело в том, что признание участия российской армии автоматически приведет к созыву Генеральной Ассамблеи ООН для обсуждения акта агрессии против независимого государства. Вполне предсказуемо Генеральная Ассамблея проголосует против вмешательства России. В 1980 году при аналогичном голосовании после вторжения советских войск в Афганистан СССР поддержали только страны-сателлиты из восточного блока. Индия и Китай тогда воздержались. Скорее всего, сегодня они также воздержатся, как и многие другие, например, та же Беларусь.

Международное осуждение на фоне продолжения наступления в Украине могло спровоцировать Запад на более жесткие меры. Например, звучали предложения отключить Россию от системы межбанковских переводов СВИФТ. Запад мог начать прямые поставки украинцам оружия. Набор возможных мер был весьма обширен и блок западных стран был готов их обсуждать на саммите НАТО в Уэльсе и в других форматах. При этом современная Россия во всех смыслах не СССР, уровень ее зависимости от мировой экономики значительно выше.

Очевидно, что необходимость эскалации конфликта с Россией также ставила Запад в трудное положение выбора дальнейших действий. Западным странам необходимо было остановить Россию в Украине, но при этом избежать прямой конфронтации с нею. С одной стороны. Запад не хотел изоляции России, что было неизбежно в случае введения более жестких санкций. С другой стороны, дальнейшее российское наступление в Украине могло потребовать от Запада экстраординарных мер военного плана, что не отвечало его интересам.

Но противоборствующим сторонам в августе необходимо было проявить максимальную решимость. Запад не мог допустить соглашения, которое было бы написано под диктовку Москвы. На Западе раздавались голоса, что это был бы «второй Мюнхен». В свою очередь Москва не могла согласиться с потерей Донбасса, ради этого она пошла на риск прямого вмешательства. Это нанесло бы ей удар внутри страны и создало бы впечатление слабости во внешней политике.

Так что сторонам было жизненно важно остановиться, но сделать это без потери лица. Поэтому так быстро было достигнуто соглашение во время встречи в Минске. Причем, стороны записали в соглашение все, что считали нужным. Здесь есть взаимоисключающие вещи. Например, записано, что выведут «все незаконные вооруженные формирования, боевиков и наемников». С точки зрения Киева это все юго-восточные повстанцы, что явно невозможно. Еще одно решение – особый статус для районов, которые контролируют сепаратисты. Но это противоречит требованиям последних о своих правах на всю территорию двух областей – Донецкой и Луганской.

Но для России и Запада это все детали, для них главное решить глобальные вопросы. А самый важный вопрос – зафиксировать расстановку сил на тех позициях, которые они занимали на момент подписания соглашения в Минске.

Фактически налицо тактическое перемирие, это не мир в полном объеме. Поэтому президент США Барак Обама выступил в Эстонии с весьма жестким заявлением в адрес России. Поэтому на саммите НАТО в Уэльсе было заявлено о начале поставок оружия Украине отдельными членами альянса.

Со своей стороны, Россия разыграла на Донбассе карту с тем, чтобы этот мятежный регион стал на длительный период средством ослабления Украины, своего рода якорем, который препятствовал бы окончательному дрейфу этой страны на Запад. Ради этого Москва накануне наступления своих войск, которое она отрицает, заменила российских граждан Стрелкова и Бородая на местных уроженцев с украинским гражданством.

Теперь вопрос в том, чем будут данные территории. Станут ли они выполнять роль Приднестровья и Абхазии, которые в 1990-ые служили средством сдерживания соответственно Молдавии и Грузии? Или, возможно, они станут Северным Кипром. Но в самой Украине после сокрушительного августовского поражения естественно больше думают о прецеденте с Сербской Краиной. Напомним, этот регион с сербским населением в составе Хорватии после межнационального конфликта стал непризнанной территорией в 1992 году. А в 1995 году хорошо подготовленная хорватская армия разгромила Краину за несколько дней. Тогда это привело к массовому исходу сербского населения, а хорватский генерал Анте Готовина впоследствии сел в тюрьму в Гааге по обвинению в этнических чистках. Но затем часть сербов вернулась и Евросоюз оказывал давление на хорватские власти с целью вернуть им земли и гражданство.

В любом случае, у всех теперь есть возможность несколько перевести дух. Правда, вопрос, для чего враждующие стороны используют появившееся время.

Султан Акимбеков, директор Института мировой экономики и политики при Фонде Первого Президента Республики Казахстан.