Ирина Савостина: «Людям нужно где-то выпускать пар! Хотя бы на площади…»

Ирина Савостина известна тем, что может накричать на любого чиновника — акима или министра. И при этом они продолжают с ней разговаривать и идти на диалог. В чем секрет? Это мы попытались выяснить лично у Ирина Алексеевны. 

«В 90-е мы верили в демократию»

— Вашему движению удалось консолидировать десятки тысяч пенсионеров вокруг себя…

— Да.

— Еще несколько лет назад ваше имя было известным не меньше, чем имя президента Назарбаева. Чем вы объясняете свою личную популярность?

— Моя деятельность началась со скандального выхода на площадь. Вы знаете, что в то время, в девяностые, мы верили в свободу, в демократию.

— То есть вы думаете скандал стал залогом популярности?

— Да, Виньков, Исмаилов и я, мы вывели на площадь всю Алмату. Вы помните было такое противостояние? И потом нас посадили на Лобачевского.

— Вы бастовали против повышения тарифов?

— Да, тарифы и другие огрехи, которые допускались в переходный период от одной формации к другой, Чиновник сидит на своем месте, за свое держится место, он сказать против ничего не может, а я могу. Потому что меня с работы никто не уволит, штрафы с меня не возьмут, что с меня брать, ничего нет.

— Мне кажется, что вы еще и человек, который пытается помочь другим людям. Если я не ошибаюсь, когда-то вот вы отдали свой обед немецким военнопленным по дороге в школу. Было такое?

— Да, ой это было в детстве. Я училась, мы тогда с Колымы приехали, жили в Туле, я ходила в школу через одну яму, в которую скидывали отрезанные руки, ноги, бинты, как помойка. Госпиталь там был. И еще траншеи, пленные там копали, строили.

— Вы, дети, мимо всего этого ходили в школу?!

— Там был немец, невысокого такого росточка, у них вот шапка- пилотка, она вот так опущена(показывает), у него был обморожен край носа, он гнилой. И вот до того мне… Я эту картошку, которую мне дали на обед, ему отдала.

— А другие дети последовали вашему примеру?

— Дня через три все стали отдавать еду им.

— Вот видите, вы уже тогда заражали других своей добротой.

— Но потом, через неделю, выставили охрану и нас туда уже не запускали.

«Нас пытались использовать для политического веса»

— Ирина Алексеевна, в одном из наших разговоров вы признались, что «Поколение» — это реальное движение с реальными людьми, и что некоторые политики использовали ваших людей для численности, чтобы добавить весу своей партии. Если не секрет, кто это был? И почему Вы позволяли им это делать?

— А я не позволяла, я ни с кем не вступала в это. Во-первых, для меня нет авторитетов. Вот ты из партии Нур Отан? Ах! Булат Абилов? Ах! Туякбай? Нет, я смотрю по их делам.

— Ирина Алексеевна, я недавно прочитала статью о видах манипуляции, где говорится, что манипулятор сначала пытается добиться от своей жертвы нужного чувства, а затем использует это чувство не по назначению. С вашей точки зрения, как избежать влияния лидеру, которому верят люди, и за которым идут?

— Вот посмотри, за двадцать с лишним, за двадцать два года, сколько у нас было партий?

— Не счесть.

— Куда они делись? Куда они делись интересно, а?

— Канули в лету.

— А «Поколение» живет, и знаешь, как живет? Если бы ты знала, какие у нас долги. Сколько у меня в кошельке там денег, ты бы удивилась.

— Вот я как раз хотела вернуться к началу нашего разговора. Говорили, что ваше имя было популярно не меньше, чем имя президента, а сейчас затишье. Что происходит с движением сейчас?

— Движение работает.

«Поколение» и западные деньги

— А почему ничего не слышно?

— Я тебе скажу. Мы не ходим бузатерить на площади.

— То есть вы выросли?

— Мы выросли. Мы стали осознавать. Вот у меня рабочая тетрадь. (указывает на тетрадь на столе). Все основные телефоны, которые мне нужны здесь. Я отсюда могу связаться с кем мне нужно, с министром.

— А может попробуем (смеется).

— Она в среду здесь будет и придет к нам. Вы знаете, в то время был такой фонд Нидерландов «Икоко».

— Название красноречивое, конечно.

— Да. И вот мы с этим фондом работали 15 лет.

— А почему они вам давали деньги?

— Во-первых, мы не воровали и не воруем.

— То есть у вас была честная бухгалтерия?

— Честная бухгалтерия и работа. Как только какая иностранная делегация, так к нам ведут. Мы все время на работе и все время народ. Проблемы решаем и все такое.

— Ну, а почему им интересно было давать вам деньги?

— Мы создавали план.

— Ну, это понятно. А еще почему им было это интересно?

— Видимо, это логика. Но наш президент выступил на весь мир. Сказал, что мы входим в тридцатку самых конкурентоспособных стран, и нафиг нам все эти фонды. И они уехали, все эти фонды, на Украину. И мы остались без копейки.

— Ирина Алексеевна, а как насчет того, что кто платит, тот и заказывает музыку?

— Э, нет, мы никогда под их музыку не плясали.

— То есть вы думаете, они абсолютно бескорыстно вас финансировали?

— Да, просто материальная помощь. Но они нам никогда не навязывали ничего, своих принципов. И в Нидерландах я ни разу не была.

— Ирина Алексеевна, а вот в прошлом году вы одному из местных журналистов заявили, процитирую: «Если я у какой-то партии попрошу денег, значит я должна буду лечь под нее и ее идеологию, мы независимы во всех отношениях». Но нынешняя ситуация показывает, что вы все-таки, зависели от иностранных грантов, а сейчас их нет, и судьба движения висит на волоске.

— Я имела ввиду наших партийных, понимаете?

— То есть не наши могут? А нашим, как вы сами выражаетесь, не позволено?

— Иностранные инвесторы видят, какое положение у нас, у стариков, у людей. Они видят, кому оказывается помощь. Вот если ты мне дала денег, я говорю: «Таня, вот квитанция, я заплатила за коммунальные, а вот я купила тапки», и ты видишь, на что израсходовано. Правильно? Что ты мне будешь навязывать? А партии наши, у них же свои идеологии. Партии едут туда — организовывают партии, сюда — организовывают партии. Первое куда? В «Поколение». Помогите собрать, и старики советской закалки — идут.

— Все-таки, удается партиям использовать численность партии «Поколение»?

— Нет, нет.

— А что вас заставляет рано утром вставать, умываться, чистить зубы, и как солдат, вперед, на машине, ровно к девяти, без опозданий, в офис?

— Нет, я приезжаю в пятнадцать минут девятого. Вот я положила тетрадь свою, вот я разверну. На каждых страницах —  сплошная боль, сплошная трагедия. А переступить через нее, — мы не того воспитания (берет тетрадь в руки, одевает очки).

— То есть ходоки, постоянно ходоки, вы с ними встречаетесь?

— Вот пенсия — 31 тысяча, ты сама понимаешь, вот посмотри любого, вот она — Уразова Куляш Исаевна.

— Ну, а как вы помогаете этим людям?

— Как? Вот она 31 тысячу получает.

— Вы, как я понимаю, еще, как психотерапевт на людей действуете?

— По казахским традициям первого ребенка отдают свекрови или теще, вот ей — Уразовой Куляш — этого ребенка отдали, она его подняла. Знаешь, сама Уразова вот такого росточка, она 39 года. Недосыпала, недоедала. И пенсию она получает 31 тысячу. Вот она подняла этого парня (показывает записи). Его взяли в армию, а оттуда привезли на носилках, с перебитым позвоночником, вот он у нее лежит. Она за ним ухаживает, получает пенсию 28 тысяч. По уходу за сыном. Как ты думаешь, можно на эти деньги прожить? Я прошу, чтобы она дополнительно получала 4 тысячи пособие, как труженик тыла. Собесы знаешь, стоят, как наши танки на Курской дуге: «Не давать». А я за то, чтобы дать.

«Не будет «Поколения» — люди пойдут выпускать пар на площадь!»

— Ирина Алексеевна, я так понимаю, что даже сам факт, что вы поговорите с этими людьми, тоже имеет большое значение. Но денег нет, за аренду не платите. Дальнейшая деятельность – под вопросом. На кого рассчитываете в этом плане?

— Ни на кого не рассчитываем. Мы считаем, что буквально через месяц, «Поколение» закроется. Мы просто уйдем оттуда, вот и все. И тогда народ выйдет на площадь. Сейчас идут к нам в «Поколение».

— Вы хотите сказать, что они выпускают пар в «Поколении»?

— Нет, просто мы помогаем. Уразова — это один пример. А таких дел много.

— Значит, все-таки, решили уходить? «Поколение» решило закрываться?

— Да, мне уже не под силу побороть всю эту сволочную систему (снимает очки).

— Ну, может быть, бюрократию?

— Нет, это не бюрократия. Сволочная, ненавистная система. Таня, мы жили в другую эпоху, в другой стране. У нас решеток на окнах не было. А ключ от квартиры у всего Советского Союза где лежал?

— Под половичком.

— А ты-то откуда знаешь? Тоже ложила, да? Вот так вот.

Чиновники понимают только крики

— Но я хочу сказать, Ирина Алексеевна, я его сейчас не под половичком храню, а в кармане. А все равно зашли, открыли и золотишко-то все фамильное вынесли. А вот скажите мне, если все-таки движение «Поколение» уйдет — в чем минус? Что все-таки, потеряют те люди, которые имели возможность к вам приходить?

И.С: — Они потеряют, во-первых, общение.

— Отдушину, а это немаловажно.

— Приходят, приходят пенсионеры. Как начислена пенсия? Сколько ошибок бывает.

— То есть, вы помогали решать проблемы с начислением пенсии, разобраться?

— Да, да, да. Пенсии, пособия…

— Труженикам тыла это Вы выбивали пособия?

— Да, пинками выбивали, это точно.

— И небезуспешно.

— Это точно.

— А не есть ли сегодняшнее положение Ваше результат конфликта с чиновниками? Некоторые журналисты считают, что вы занимаете конфликтную позицию? Я тоже заметила, вы стали более резки в своих выражениях.

— А ты знаешь, они по-другому не понимают.

— Ну не все. Конечно, если Вы говорите кому-то: «дурак», «сволочь»…

— Нет, я не говорю, что он дурак, сволочь. Вот сделали прожиточный минимум 29 тысяч. Ты знаешь, где наш кабинет, напротив дом без балконов, безо всего. Я бы знаешь, что сделала, будь моя воля? Тех, кто тормозит повышение пенсии, всех чиновников и парламент, в этот дом заселила бы, запретила бы им выходить, дала бы им по 29 тысяч. И пусть они покажут, как на эти деньги жить. Я себе простить не могу такой прорехи: как-то пришла ко мне журналист . Решила на 29 тысяч прожить, на виду у нас тут. Через две недели упала в обморок, ушла, и больше мы ее не видели.

— Ну, что могу сказать. Мне удавалось прожить на 25 тысяч, поэтому , возможно, эта ваша девушка упала в обморок по другой причине. Но сейчас речь не об этом. Ирина Алексеевна, Вы готовы к конструктивному сотрудничеству с чиновниками?

— А мы итак с ними конструктивно сотрудничаем.

— Некоторые считают, что ваши выступления по телевизору и в прессе в последнее время ограничены.

— Нет.

— Что с вами стало трудно разговаривать.

— Вот 80 лет мне исполнилось. В журнале «Портрет» — я — «самая вредная бабка в Казахстане».

— Юмор, ничего страшного.

— Какой там юмор, чиновники меня давили. А-а-а, оппозиция, оппозиция! Какая там оппозиция?! Я им на житейских примерах простых показываю, что вот оно — белое, а вот оно — черное. Ты у меня спрашиваешь, я тебе отвечаю. Я у тебя спрашиваю, ты мне не отвечаешь. Не хотят отвечать. Так вот, голубушка, сейчас меня слушают. И я могу связаться с начальником управления по законности начисления пенсий.

— В среду, кстати, у вас будет министр труда. Я так понимаю, может это будет началом какого-то  конструтивного разговора.

— Нет, это не начало. Ко мне первый, знаешь, кто пришел? Первый — министр Радостовец. Когда он собрался ко мне приходить, ему премьер-министр говорит…

— Сейчас опять про него что-нибудь плохое скажете (смеется).

— Нет. «К Савостине, — спрашивает, — едете?»  «Еду, еду». « Вы, — говорит, — наденьте бронежилет».

— Ну, видите, они все прекрасно понимают, относятся к вам с теплым юмором.

— Радостовец заходит один, безо всякой свиты: «Здравствуйте! — Заходи голубчик!» Мы с ним за столом сидели часа четыре, со всеми своими проблемами. Потом мы с ним сфотографировались. Он эту фотографию, говорит, на столе у себя держал. Но не долго он сам продержался. И после Радостовца, как только назначают министра, так он приезжает к нам.

— Ирина Алексеевна, давайте теперь попробуем подвести итоги вашей деятельности. Если бы сегодня  вас спросили: «Чего вы добились за эти годы?» Что бы вы ответили?

— Да, знаешь, каждое решение проблемы — это наше достижение. Та же Уразова. Она получает дополнительное пособие.

— Это очень важно.

— Сейчас мы с ней связь держим. Как ты там, что? Раньше у нас были деньги, мы могли благотворительную помощь оказать. Дать людям что-то. Сейчас у нас ничего нет. Мы затихли совсем.

— Ирина Алексеевна, у меня такое ощущение, что кроме Вас никто больше не способен продолжить это дело, защищать интересы пенсионеров так искренне и бескорыстно, как это делаете Вы.

— Я – бывший учитель, в прошлом работала воспитателем в детском саду. Вся моя жизнь помогать, и потом мы так воспитаны. Это наше поколение. Оно уходит сейчас.

— Но Савостина должна остаться. Нет такой Савостиной больше. Ирина Алексеевна, я вас очень люблю. Спасибо за интервью. С вами была Дельцова.

Видеоверсию интервью можно посмотреть здесь.