…Первый раз я попал сюда лет двадцать назад, тогда как раз «открылся» Китай и был, наконец, закончен один из амбициознейших проектов времён Великой Дружбы – железная дорога от Ланьчжоу к Турксибу. Скрипучий состав, звонко громыхая стыками промороженных рельсов, двигался навстречу ветру по Джунгарским Воротам. И, хотя сами Ворота оказались на деле вовсе не таким грозным дефиле, как мнилось и ветер дул совсем не с той силой, что приличествовала знаменитому «юй-бэ» – сердце всё равно билось усиленно и радостно. Ещё бы, я въезжал в самое чрево самого, быть может, знакового горного прохода, определявшего веками судьбы земной цивилизации!
Действительно, если подходить к географии Евразии аллегорически, то сложные и немногочисленные «лазы» Центральной Азии, по которым, минуя безжизненные пустыни и заоблачные горы, можно было протиснуться с Востока на Запад (или наоборот), легко уподобить узкой перемычке песочных часов. Чтобы пересчитать их, пальцев двух рук будет более, чем достаточно. Коридор Хэси, Зайсанская котловина, русло Эмеля, Джунгарские Ворота, долина Или, Музарт, Туругарт, Каракорумский перевал, Бамианский проход … Вот, пожалуй и всё!
Именно географическая обособленность и труднопроходимость путей определила своеобразность и самостоятельность развития цивилизации Старого Света в трёх её основополагающих вариантах: западном, индийском и китайском. Когда доблестный царь, Александр Филиппович Македонский (которого в истории просто и по-свойски кличут Великим), в своём стремлении покорить мир увяз в Индии, немного не дойдя до вожделенных пределов Ойкумены на востоке – западная наука ещё ведать не ведала о существовании Китая. И это говорит само за себя!
Между тем, в этом «неизвестном» Китае, Конфуций и Лао-Цзы к 327 году до н. э. были уже богами. Им молились в храмах, в то время как основанные ими школы неистово спорили о «человечности» на философских диспутах. Эпоха Весны и Осени сменилась смутными временами Борющихся Царств (закончившихся столетие спустя появлением единого Циньского государства). И уже началось строительство «длинных стен» (сыгравших позже такую важную роль не только в истории самого Китая, но и в судьбах всего мира).
Замкнувшиеся во времена Цинь Шихуана, первого правителя первой всекитайской империи, «длинные стены» древних и превратились в Великую Стену. Которая стала не только величайшей «оборонной инициативой» Древнего Мира, но и рукотворным географическим фактором, изменившим направления «великих переселений» и устремления «великих завоеваний».
Это после появления Стены — Землю начали вращать копытами на Запад. Гунны, тюрки, монголы и иже с ними. Вот тут-то и оживились безлюдные доселе горные проходы узкого места Евразии. Наступил их звёздный час.
В числе других, заклубились пылью, поднятой бесчисленными конниками на «низкорослых и косматых лошадках» и Джунгарские Ворота. Хотя до тех времён, когда этот знаковый лаз с Востока на Запад обретёт своё нынешнее название, пройдёт ещё немало бурных веков.
…Понятно почему, каждый раз въезжая в Джунгарские ворота, я всегда явно ощущаю погружение в первобытную стихию, где переплетены воедино история и природа. Вот она, классическая перемычка «песочных часов», через которую тысячелетиями перевивается «песок», собранный с огромной территории по «ту сторону», дабы, просвистев, рассеяться по еще большей площади здесь. И это не только аллегория, а метеорологическая схема, весьма, кстати, распространённая в Глубинной Азии.
Выдуваемый в холодное время года из пустынь Джунгарии ветер Ибэ (Юй-бэ, Евгей) дует тут с таким постоянством и злобой, что с давнишних пор именно он был самым заметным моментом всех характеристик, которые давали этим местам всякие проезжие и переезжие. Проходивший здесь в 1905 году В. А. Обручев вспоминает, что никакой пограничной стражи на границе не было и в помине. Потому что ветер охранял рубежи лучше самых бравых стражников.
«Температура его выше нуля, судя по тому, что снег на его пути тает, но люди застывают вследствие его огромной силы, пронизывающей человека. Ибэ дует периодически день-два, иногда неделю, а потом на некоторое время затихает. Из-за этого ветра в Джунгарских воротах нет ни одного зимовья кочевников, а пограничные посты вдоль русско-китайской границы, которая идет вдоль ворот, прячутся от ветра в долинах той и другой сторон.»
Сильные ветра дуют в основном в холодное время года. Летом вся Приалакольская равнина подернута неподвижным знойным маревом. Чем ближе к Воротам, тем бесприютнее становится окружающее. Чахлая растительность на некоторых участках пропадает вовсе — ей, ввиду отсутствия почвы, начисто содранной ветрами, здесь просто не за что зацепиться. О силе бушующих бурь говорят вытянутые по направлению вихрей черные галечные грядки — настоящая каменная пустыня, типа «гамады».
Честно говоря, факт отсутствия «подножного корма» тут, с севера, и аналогичные ландшафты с юга, со стороны Джунгарии, лично у меня вызывают большие сомнения по поводу прохождения здесь больших конных скоплений, вроде армии того же Чингисхана. Монголы овса не сеяли. И никаких надписей, а ля «здесь был», Чингисхан в Воротах не оставил. Гораздо удобнее и комфортнее для прохождения огромной орды было бы пройти через ту же Зайсанскую котловину.
Хотя, если верить Гумелёву (а не верить ему — у меня оснований нет), пустыни Центральной Азии, в обозримой истории, неоднократно покрывались буйными травами. «Степь цвела» с IV по XIII век, так что, апофеоз монголов (как и тюрков) пришёлся, как нельзя кстати (для кочевников), на пик урожайности кормовых трав.
…Лучший вид на Ворота открывается с высокого обрыва левого берега речки Ыргайты, стремительно несущей свои мутные ледниковые воды с вершин Джунгарского Алатау в маленькое озерко, недавно еще бывшее заливом Алаколя. Это озерко — Жаланашколь, мирно голубеющий за широким Ыргайтинским каньоном. Аккурат посерёдке, в пространной межгорной котловине. Горы, что возвышаются за озером слева, сливающиеся отсюда в один массив Барлык и Майли, — это уже земля китайская.
Джунгарские Ворота, до самого XX века, «открывались», в основном, в одну сторону – на Запад. Потому так любопытны те редкие случаи, когда можно проследить за движением в обратном направлении. Вскоре вслед за Плано Карпини, мимо Алаколя проследовала миссия фламандца Гильома де Рубрука (1253 год), «спецпредставителя» короля-крестоносца Людовика IX.
От Кайлака (этот средневековый центр христианства и буддизма в Семиречье копают наши археологи в районе села Каялык-Антоновка) Рубрук вышел к Алаколю и берегом добрался до Джунгарских ворот.
«Среди больших гор в юго-восточном направлении тянулась долина, а затем между горами было еще одно большое море, и через эту долину от первого моря до второго протекала река; в этой долине почти беспрестанно дует столь сильный ветер, что люди проезжают с великим опасением, как бы ветер не унес их в море.»
Второе «море» Рубрука, это, скорее всего, Эби-Нур, по ту сторону границы. А «река», очень похоже, Ыргайты. Ну, а «долина» – Джунгарские Ворота. Так что, вряд ли, как принято считать, Рубрук отправился отсюда вдоль северного склона Барлыка, для этого пришлось бы возвращаться обратно. Он, скорее всего, обошёл Барлык-Майлинский массив с юга.
… Сегодня, Ворота работают в напряжённом трансграничном ритме. Поезда с товарами идут навстречу составам с сырьём. Громыхают стыками пассажирские вагоны международных скорых. Странное состояние овладевает людьми, проскальзывающих сквозь этот исторический створ географии – даже тот, кто совсем не задумывается о прошлом, всё равно с каким-то напряжённым беспокойством поглядывает в окна вагона. Словно выискивая глазами какие-то неясные тени…
[gallery ids=»19270,19271,19272,19273,19274,19275,19276,19278,19277″]